Краткий миг

— Да, Богдан, тогда я тоже была беременной. И был мальчишка, чертёнок, УЗИ уже показало хвост и всё что положено. Но случился выкидыш на позднем сроке, сильное кровотечение. Я долго болела. До сих пор жалею того чертёнка. Ты, наверное, подумал, что я сделала аборт. Так вот этого не было, даже в мыслях не было. Я так и звала его про себя — Чертёнок. Думала: ты вернёшься — и назовёшь, как захочешь, а пока — Чертёнок.

— Бедная моя девочка, — Богдан напряжённо смотрел на неё, словно боясь дотронуться. — Сколько ты из-за меня натерпелась, моя ясочка.

— Это не так, мой родной, — возразила Прасковья. — Всё лучшее в моей жизни — от тебя и связано с тобой. Как-то раз Егор сказал: «Не было бы Богдана — не было бы и твоей карьеры. Ты сделала свою карьеру из его жизни».

— Какая странная мысль, — с сомнением прищурился Богдан. — Особенно для автомеханика странная.

— Может быть и странная, но ты на всякий случай помни: ты — вся моя жизнь. Все мои мысли — так или иначе от тебя, все мои радости — тоже от тебя. Ты ведь ужасно умный, и как раз ты, а не я себя недооцениваешь. Помнишь, ты предсказывал, что партий не будет, а будет что-то вроде рыцарских орденов?

— Ну да, что-то, возможно, говорил… — неопределённо промямлил Богдан.

— Так вот это случилось. Это есть! Наше объединение «Святая Русь», в которой и я состою, — это ведь не партия — это рыцарский орден. Что-то отдалённо напоминающее орден меченосцев. И отчасти КПСС, но не реальную, эмпирическую КПСС, а КПСС в замысле, в идее. К сожалению, эту идею никто не понял, включая самих советских руководителей, которые были довольно туповаты. Может быть, Сталин отчасти понял… Но сейчас, кажется, понимание пришло. — Богдан слушал, подперев щёку ладонью и задумчиво глядя на Прасковью, а она продолжала.

— И всё руководство страны, на всех уровнях — сегодня члены этой организации орденского типа. Я тебе потом поподробнее расскажу. И у них повышенная сравнительно с обычными гражданами мера ответственности и орденская дисциплина. И это именно и есть то, что ты когда-то предсказывал. Ты это предвидел ещё тогда, когда не было ни слуху ни духу о такой организации. И когда мне надо что-то придумать — я мысленно спрашиваю тебя, советуюсь. Я считаюсь государственным деятелем, говорят, что у меня кругозор, то, сё, а я — маленькая провинциальная зубрилка и больше ничего.

— Знаешь, Екатерина II, которая нынче почему-то, как я уловил, вошла в моду, — улыбнулся Богдан, — писала, что она-де вовсе не умна — просто она умеет подбирать умных людей.

— Ну вот, — засмеялась Прасковья. — А мне и подбирать не надо: у меня есть ты. И был всегда. Я тебя вызывала и говорила с тобой. И до конца никогда не верила, что тебя нет. — Сейчас ей казалось, что она, в самом деле, не верила и ждала.

— Я тоже, моё солнышко, с тобой беседовал, — растроганно проговорил Богдан. — Давай я принесу тебе горячего чая. Тебе ведь пока можно пить без ограничений? Помню, с двойняшками тебе нельзя было много пить…

— Ну, это уже в конце было, а теперь ещё всё можно. Даже бокал шампанского по случаю твоего рождения.

— Давай лучше безалкогольной медовухи — ладно? Сходим в ресторан русского стиля и выпьем медовухи. А после завтрака пойдём прогуляемся, посмотрим церкви. А завтра воскресенье — помолимся. Нам есть, о чём молиться. — Богдан вздохнул.

Они ещё с полчаса посидели, прихлёбывая чай с мёдом и умилённо глядя друг на друга. Богдан заметно посвежел, морщины вокруг глаз почти исчезли и во всём облике его появилось что-то изумительно привлекательное, чего не было прежде. Она вспомнила: «красивые, чистокровные, породистые черти». Да, он такой. Однако время от времени он взглядывал на неё со смесью испуга и мольбы, его чёткие красивые губы словно складывались, чтобы что-то сказать, но он ничего не говорил, а лишь иногда облизывал губы и чуть морщил лоб. И тут же опять превращался в элегантного, уверенного в себе, красиво стареющего мужчину несколько южного типа.

— Ты похорошел, Богдан, — она провела пальцем по его щеке.

— Твоё облагораживающее влияние плюс косметический салон, — он поцеловал её пальцы. — Я сначала как-то смущался, а потом увидел, что мужики туда ходят за милую душу.

— Публичные персоны — все, — подтвердила Прасковья. — Это я точно знаю.

— Меня удивило, что пользовал меня молодой парнишка, несколько гомосечного вида. Я не знал, что именно мне надо, и попросил совета. Он с парикмахерской развязностью осведомился: «Anti-age? Избираемся куда-то? Или молодая жена?». Я выбрал молодую жену. Он очень толково обследовал мою потёртую физиономию с помощью какого-то оптического приборчика и дал рекомендации, которые тут же и исполнил. Поскольку у меня, в самом деле, молодая жена, перед которой не хочется ударить в грязь лицом, буду навещать этого гомика. — Богдан говорил шутливым тоном, но во взгляде была не проходящая тревога.

Прасковья перепробовала все двенадцать сортов мёда с монастырской пасеки, выставленных на особом столике. Возле каждого сорта — надпись полууставом, из какого растения мёд.