— Ясно. Вот не хотел же принимать никакого участия!
Болеславский пожал плечами:
— Я думаю, что мы и так бы на тебя вышли. Нас ведь информируют о ходе расследования. Не особенно-то в наше время спрячешься.
— Да уж, я заметил… — проворчал Рублев.
— Тебе это, может быть, по фигу, но… сочувствую. Просто сочувствую.
Борис напрягся. Интересно, это провокация или нет. Потом решил, что по барабану!
— За сочувствие спасибо, но, может, подскажешь, где моя семья?
Болеславский покачал головой:
— Я этого просто не знаю. Захват проводился без меня, и, куда их увезли, даже не могу предполагать.
— А если бы знал — сказал бы? — спросил Рублев.
Болеславский помолчал немного. Потом ответил:
— Провокатор из тебя должен был бы получиться на редкость грамотный. Умеешь смутить человека.
— Я не собираюсь тебя смущать.
Иван улыбнулся, но очень невесело:
— А что еще прикажешь чувствовать? Ты, между прочим, хочешь меня заставить пойти против босса.
— Ну, знаешь, как по мне, так этого босса нисколько не жалко.
— Это по тебе, Борис. А я на него работаю, получаю от него деньги, и меня такое положение дел устраивает. Что до морали и этики, то стараюсь о них не задумываться.
— Это как же у тебя так лихо получается? Не поделишься секретом? Хотя лучше не надо, а то проникнусь рецептом и просто забью на семью.
— Вряд ли. Дело в двух вещах: деньги и спокойствие. Цинично? А что сделаешь. Мне хорошо платят, и я нахожусь за спиной достаточно влиятельного человека, чтобы не шарахаться от каждой тени. Этого достаточно.
— Хорошо говоришь. Я вообще заметил такую странную вещь: чем более гладко рассказывает человек, тем более надуманны его слова. Он необязательно врет, но вряд ли искренен.
Иван пожал плечами.
— Я достаточно давно живу такой жизнью, чтобы говорить так, как говорю.
— Я, собственно, именно о том. Ты уже сам не знаешь, искренен ты или говоришь по привычке.
Болеславский опять замолчал.
— Нет, я все-таки говорю от души, — наконец прервал он тишину.
— Ну, твое дело. Хорошо, что хотя бы задумался, — ответил Борис. — Хотя, конечно, можно было бы спорить и спорить. Говорить тебе, что и на старуху бывает проруха, что рано или поздно твоего босса кто-нибудь похоронит. Или ты станешь ему не нужен, или сделаешь ошибку, которую тебе не простят. И тогда задумаешься, стоило ли довольствоваться деньгами.
— Красиво говоришь, — покачал головой Болеславский. — Никогда бы не сказал, что ты — бывший военный.
— Ох, вот ты еще скажи, что военные — сплошь косноязычные и тупые. Нам иногда такое приходилось перед солдатами толкать, что Цицерон бы позавидовал.
— Наверное… — ответил Болеславский.
— Крутится на языке еще один вопрос, — проговорил Рублев, глядя на дорогу, стремительно уносящуюся под колеса автомобиля.
Болеславский заинтересованно промычал.
— Я-то могу его озвучить, но ты не отвечай. Да и не захочется, я думаю.
— Ну, озвучь, если тебе от того легче станет.
— Интересно, Романов на самом деле собирается отпустить мою семью? Очень слабо верится, если по чести. Мы его видели, я знаю, с кого потом шкуру снять…
Болеславский пожевал губами. И все-таки ответил:
— Есть еще вариант: он ничего им не делает, просто отпускает. И вы договариваетесь разойтись полюбовно. Чем тебе не вариант?
— Ну, не знаю, — честно ответил Комбат. — Вроде как неприятно получается, что меня используют в качестве наемного убийцы.
— Все равно это выход, как мне кажется, — пожал плечами Болеславский.
— Ну, сейчас-то я думаю, что ни за что не соглашусь. Но если все пойдет именно так — попробую подумать.
— Попробуй, — кивнул Болеславский. — Тем более что Романову тоже будет чем тебя приструнить. Как-никак ты будешь убийцей Смотрящего. И за это придется ответить перед ментами. Потому что это — статья. Не за вора, понятно, а за человека. Отсидеть придется. А тем временем на воле остается твоя жена. И она беззащитна. Согласишься?
— Так я же Романова за собой потяну.
— Ты думаешь? Он имеет достаточно денег, чтобы заплатить серьезным адвокатам… тебя просто размажут.
— Ладно, не будем торопить события, — вздохнул Комбат.
В салоне «мерседеса» снова стало тихо. Через несколько километров Иван сказал:
— Набери меня.
— В смысле? — удивился Борис.
— Ну, позвони. Я твой номер запишу.
— Зачем?
— Пусть будет.
Борис послушал продиктованный номер и позвонил. Болеславский занес номер в записную книжку своей трубки.
И вот столица надвинулась на них. Борису она показалась каким-то громадным чудовищем, у которого не было пасти. Да и не нужна ему была пасть — Москва выглядела одним сплошным желудком.
— На заднем сиденье — все, что тебе нужно для того, чтобы работать по Пирату.
— Ага, — ответил Комбат, перегибаясь и забирая несколько листов распечатки.
— Где тебя высадить?
Борис назвал свой московский адрес. Иван, не говоря ничего, свернул с проспекта и поехал по улицам.
Через час Комбат уже открывал двери своей квартиры, ругая себя за то, что не позвонил студенту, и надеясь, что он не прервет ничего такого, чего не стоило бы.