– Как жаль, что темно и я не могу увидеть, что вокруг. Наверное, всё изменилось. Дорога, во всяком случае, прекрасная. В нашем климате – выше всяческих похвал.
– У тебя стариковское умиление, – улыбнулась она.
– Угу, – согласился он. – Когда ты рядом – я впадаю в стариковское умиление. Правда-правда. Это очень верное наблюдение.
– Богдан, – начала она, – я вот что прежде всего хочу сказать. Я хочу извиниться за поведение Машки. Она рассказала про вашу встречу, и мне очень стыдно. Прости меня за неё. Она плохо воспитана. Это моя вина. Недоработка. – Прасковья с облегчением выдохнула: высказала.
– Парасенька, ну что ты, – с лёгкой досадой проговорил Богдан. – Ты тут вообще ни при чём: Машенька не ребёнок, она сама отвечает за своё поведение. Да и мне не на что обижаться. На что я могу рассчитывать в моём положении? Явился через пятнадцать лет, угрожает спокойствию семьи. Так что понять её можно. Мне она понравилась: решительная, энергичная, убеждённая. Красивая. Мне кажется, она сделает немалую карьеру. Школе сейчас, как я понял из моего беспорядочного чтения, уделяется особое внимание, так что там можно сделать карьеру. Потом она и по характеру, как мне показалось, подходит для преподавания.
– Чем подходит? – удивилась Прасковья.
– Убеждённостью, склонностью упрощать, схематичностью мышления. Привлекательной внешностью, наконец. Для педагогической профессии это важно. Вероятно, многое тут от бабушки; она ведь очень хорошая учительница, как я помню.
– Зато ты – прямая противоположность всему перечисленному кроме, разве что, привлекательной внешности… – Прасковья ощутила смутное раздражение. – Неужели тебя машкина выходка совсем не обидела?
– Ну, как сказать… Непосредственно, в тот момент мне было… неприятно, скажем. Но тем не менее я хотел бы с ней подружиться. То, что она наговорила, уверен, было сказано из лучших побуждений.
– Всё равно это недопустимо, – Прасковье вдруг показалось, что Богдан просто равнодушен или высокомерен. Такая мелочь, как машкино хамство, не способно его затронуть.
– Чтобы сделать карьеру, даже небольшую, надо в первую очередь владеть собой и уметь прилично себя вести, – произнесла она поучительным тоном.
– Кто бы спорил, Парасенька! Но Маша мне всё равно понравилась. Возможно, тебе не следовало говорить ей о нас. При этом я понимаю, что тебе хотелось сказать. Я и сам проболтался Мишке. Написал ему, что мы встретились. Очень хотелось сказать ему. Господи! У меня есть семья. Это настолько потрясающе, что я… я, а не Машенька, не владею собой. Вот и написал ему. Только то, что встретились.
– И что он ответил? – с опаской спросила Прасковья.
– А вот, – Богдан нашёл на телефоне ответ.
Прасковья прочитала: «
– А почему по-английски? – удивилась Прасковья.
– Клавиатуры русской, видимо, нет.
– Да… – протянула Прасковья неопределённо. – Двойняшки, а такие разные.
– Моя бабушка Светлана Сергеевна не раз говорила, что в нашем роду сильные, решительные женщины, правда, их мало, и никчёмные мужичонки-неврастеники. Которые, как им и полагается, льнут к сильным женщинам. Вот как я к тебе и к Машеньке, – он улыбнулся. – И Мишка, как типичный представитель рода, это поддерживает. Вот видишь, я всё объяснил, – он нашёл и поцеловал её руку.
– А кому он молится? Кому у вас положено молиться? – перевела Прасковья разговор на другое.
– Ну, в чертовских учебных заведениях, очевидно, Светоносному Отцу. Там никакой свободы вероисповедания нет. Там проводятся коллективные молебны Светоносному Отцу. Ну а частным порядком… Взрослый чёрт обязан сохранять только политическую лояльность. Нелояльных чертей ликвидируют, хотя случается это крайне редко – нелояльность. Ты невольно присутствовала при крайне редком явлении, – он грустно усмехнулся. – А веровать чёрт может, как хочет. Это не декларируется, но допускается. Светоносный Отец для нас что-то вроде богоподобного монарха. Мы его почитаем, верны ему, но веровать можем по-разному. Наше отношение к Светоносному Отцу – это скорее клятва сюзерену, чем религиозная вера. При этом Светоносный Отец ближе к практической жизни, чем Бог; например, он заведует финансами, деньгами, богатством. Он заведует войной, оружием. Поэтому, вероятно, большинство, молятся именно ему. Кому молится Мишка – не знаю. Надеюсь понять.
13
– А знаешь, Богдан, этой ночью я воображала вот что. Мы с тобой соединяемся. Женимся. Меня вынуждают подать в отставку, поскольку сегодня очень не поощряются разводы руководителей любого ранга, а уж высшего – тем более. Я наконец становлюсь домашней хозяйкой. Мы куда-нибудь уезжаем, живём себе потихоньку, ты работаешь, а я варю борщ, я, кстати, умею.
Хотела сказать, что муж научил прилично готовить: он ведь повар, притом наследственный, но вовремя затормозилась.
– Как ты смотришь на такую перспективу?
– Ты всерьёз? – удивился Богдан.
– Всерьёз, – подтвердила она с некоторым вызовом.