За серьезные уголовные преступления людей больше не отправляют в тюрьму, а лишают статуса человека; законодательно делают вещью. Новое порочное мироустройство влияет не только на самих преступников, жизнь которых больше не стоит ничего. Существование «славиков» (от англ. slave – раб) незаметно уродует душу каждого – хозяев, обывателей, которые мечтают обзавестись своим славиком, даже тех, кто вынужден безмолвно наблюдать за новой аморальной действительностью. Славики условно делятся на классы в зависимости от того, как их используют. Тех, кого превращают в секс-игрушки, называют куклами…Содержит нецензурную брань.
Детективы / Прочие Детективы18+Сергей Носачев
Краткое пособие по изготовлению кукол
Глава 1
Гудкову важно было нравиться людям. Сегодня он чувствовал себя на высоте. Он сошёл с доски, подщелкнул ее с хвоста и, не глядя, поймал рукой. Дешево, но эффектно. Светофор только зажёг красный, и Гудков наслаждался вниманием ожидавших старта по обе стороны пешеходного перехода. Сам он неотрывно следил за обратным отсчётом, но всё же знал – они все смотрят: пристально, искоса, коротко поглядывают, с любопытством, может, с осуждением, но смотрят. Лонг – не самая обыденная штука для города; хоть и мегаполис, но всё же не Калифорния. К тому же доска была огромной и яркой, на неё нельзя было не смотреть. Но больше всего Гудков надеялся, что заметят его кеды – новенькие, до неприличия белые и непозволительно дорогие. Гудков притопывал ногой в такт музыке, гремевшей из колонки в рюкзаке за плечами. Это раздражало, но главное – привлекало внимание. Хотелось, чтобы люди вокруг смотрели на него: красиво и хорошо одетого, неординарного, плюющего на чужое мнение. Позёрство? Ну и что? Они все спешат на работу, а он просто катит куда-то. Они завидуют этой лёгкости, пусть даже самим себе в этом не признаются. Он бы завидовал. И это нормально. И почему «бы»? Вчерашний он завидует тому Гудкову, который будет проживать сегодняшний и завтрашний дни. Два дня без подносов, дежурных улыбок и унизительного ожидания чаевых. Свобода?! Не совсем. Но что-то очень к ней близкое. Гудков отпустил доску, чуть протолкнул ее вперед, запрыгнул и затрясся на бугристой зебре, уклоняясь от встречных пешеходов. Он немного раздражал их, и это было приятно. В конце зебры – невысокий бордюр тротуара. Гудков приподнял передние колёса, но задняя подвеска ударилась о ступеньку, и он едва не грохнулся. Гудков забросил лонг на тротуар, вскочил и спешно поехал. Лицо заливала краска. Он чувствовал, как интерес людей вокруг обернулся насмешками и снисходительными улыбками. Их взгляды жгли в спину. Гудков толкался всё чаще и сильнее, пытаясь скорее сбежать от своего стыда, но лицо горело всю дорогу до парка.
Музыка раздражала. Улыбки прохожих стали казаться ядовитыми и высокомерными. Они не видели его унизительного падения, но всё же… Даже новые кеды не могли унять ощущения собственной никчёмности.
Олег был уже на площадке. Это была не спортплощадка – просторная асфальтированная плешь между павильонами и торговым центром. Каким-то чудом ее не превратили в паркинг.
Гудков подъехал к газону, закинул доску одной подвеской на бордюр и стал распаковывать рюкзак. Выложив колонку и воду на газон, он растянулся на траве и сунул рюкзак под голову. У Олега шло занятие, судя по всему, первое для его ученика. Зрелище так себе. Гудков сделал музыку погромче, прикрыл глаза и пригрелся на солнце. Легкое марево, мерный стук и дребезжание досок об асфальт переплелись в странную колыбельную и Гудкова стало клонить в сон. Засыпать он боялся. Первые весенние дни в парке хотелось проживать полностью, ни секунды не тратя на даже самое приятное забытье. Но и открывать глаза не хотелось.
– Подъем! – Олег стоял над ним, загородив солнце. Гудков сел, растёр лицо и взъерошил волосы. Он всё-таки заснул, и теперь тело била тихая дрожь.
Олег протянул руку, Гудков пожал её и после оперся и вытянул себя.
– Привет. Чёрт… Начнём?
– Не. Перекур.
Гудков рухнул обратно на траву.
– Надо бы размяться.
– Кто у тебя?
Гудков глянул на часы.
– Даня. В зелёном шлеме. Через пятнадцать минут.
– Аааа… Олли, – оба ухмыльнулись. – Ну, с ним сразу и разомнёшься.
– Да уж.
Гудков снова поднялся. Протянул спину, прокрутил стопы, разминая голеностоп.
– Хорош. Уже заметил.
– Класс?
Олег пожал плечами.
– Два дня нормальной катки, и им шандец. А так – классно.
Гудков покосился на раздолбанные кеды товарища.
– Они стоят раз в восемь дешевле и им уже год. А твои ещё приличные были, – поймал его взгляд Олег.
– В них уже стыдно ходить было.
Олег пожал плечами. Его кеды были разодраны наждаком в нечто бесформенное, и казалось, не рассыпались только благодаря вставленным шнуркам.
– Блин, я вот как ты не могу. Ученики, родители, бабы…
– Дело-то твоё, – примирительно улыбнулся Олег. – Кедосы классные.
Гудков завидовал Олегу – ему действительно было плевать, кто и что о нём думает. Он был похож на беспризорника: рваные кеды, тонкие в ссадинах ноги, замызганные артезы на коленях, дурацкие короткие шорты и длинная бесформенная футболка с отрезанными рукавами. Всё это было чистым, и сам Олег был вполне чистоплотным. Издалека казалось, что он воняет, как вокзальный бомж. При этом катался он гораздо лучше Гудкова.
С площадки виделся вход в парк, поэтому Даню Гудков разглядел заранее. Мальчик шёл с сопровождающей, она несла его доску в руках. Набрал номер мальчика, ответила девушка.
– Дай трубку хозяину. И чего это мы доску в руках носим?