Краткое пособие по изготовлению кукол

Заниматься с детьми Гудкову нравилось. Взрослые чаще были пресыщенными, хотели «научиться чему-то новому», чтобы «получать новые яркие эмоции». Нередко это были одинокие задроты от двадцати до сорока – обоих полов, – уставшие от своей незамеченности миром и брошенные. Первых Гудков презирал, вторых рассматривал как «еду». А с детьми было весело. Свежие и непосредственные, они не пытались ничего залечить или «приладить» давно отрезанную руку к телу, десятками лет обходившемуся без неё. Откровенно классных ребят приходило мало. Большинство были глупыми и раздражающе-капризными, другие слишком наглыми и невоспитанными. Но из-за нескольких хороших ребят можно было и потерпеть остальных. К тому же, найти общий язык можно было и с самым мерзким засранцем. Конечно, гавнюк не становился вдруг более приятным, нет – но хотя бы начинал слушать и слушаться. В такие моменты Гудков верил, что приложил руку к тому, чтобы они выросли хорошими людьми.

Даня катался плохо. Это было четвёртое занятие, а выглядело, как если бы он пришёл впервые. Но Гудков улыбался, подбадривал и хвалил парня за каждый маленький успех. Это раздражало обоих. Ведь на деле всё было хреново. Но оба молчали: Гудкову не хотелось расстраивать или даже терять ученика, Даня понимал, что его просто пытаются подбодрить, но не любил тратить время на капризы, и просто продолжал пытаться.

– Разверни ногу. Ведущую. Вот. Заднюю обратно разверни. Так. Супер. Теперь вес чуть на заднюю. Вес на неё! Теперь на переднюю. Заднюю опускаем и едем на одной ноге. Теперь толчок. Супер. Только не переноси вес на толчковую. И всё по кругу.

Даня едва держал равновесие. И ноги были слабоваты. Нужна была пауза.

– Как дела в школе?

Даня остановился.

– Нормально.

– Долго ещё до каникул?

– Через неделю.

– Куда поедете?

– Не знаю. Мама хочет на море. Папа в горы.

– То есть, у тебя два отпуска.

Мальчик пожал плечами.

– А ты куда хочешь?

– В Норвегию.

Гудков присвистнул.

– А там что?

– Там фьорды.

– Так с отцом туда и езжайте.

– Не. Он хочет в Австрию.

Подобные рассказы Гудкову давались сложно. От них тяжело было защититься. Они ненавязчиво затягивали в фантазии, уютные и несбыточные. И вот он уже грезит, как сам свалит куда-нибудь на шикарный курорт греть пузо на солнце, или в шикарном шале – ноги у камина. Но всё, что ему светило, горящая путёвка в какую-нибудь Турцию осенью и батареи центрального отопления на склоне в Кировске.

Иллюзий на этот счёт он не питал. Он был дипломированным инженером, работавшим официантом.

– Так, ладно. Перекур окончен. Давай теперь пивоты пробовать. Затягивай каску потуже.

– Это шлем, – в очередной раз, смеясь, поправил мальчик Гудкова.

– Да хоть пилотка. Подтягивай ремешок. Как делать, помнишь?

– Ага.

– Рассказывай.

Олег катался поодаль и подкатил к Гудкову.

– Пиндец!.. – сказал Гудков, когда Даня отошел подальше. – Такое ощущение, что ему мозжечок удалили. И ведь видно – старается.

Олег рассмеялся.

– А кукла ничего такая… – мечтательно вздохнул Гудков.

Олег хмыкнул. Оба смотрели вслед удаляющейся парочке – мальчик ехал на доске, женщина семенила рядом

– Я бы от такой не отказался, – сказал Гудков. – Был бы с ней милым и добрым. Как думаешь, за что её?

Олег пожал плечами.

– За что и всех остальных смазливых девчонок…

Олег был против славиков и закрытия тюрем, точнее – против хозяев и плантаторов. Он даже несколько раз участвовал в митингах, но в последний раз ретивые полицейские уложили его в больницу – буквально отбили желание участвовать в протестах. И как многие «тюремщики» он считал, что новая система развязала руки работорговле, и половина славиков ничего не сделала – просто понравились какому-то толстосуму.

– Не нагнетай. Кто-то сочинил все это, какой-нибудь любитель теории заговора, а вы разносите…

Олег с сочувствием посмотрел на друга. Снова спорить с Гудковым ему не хотелось.

– Поехали. Посветишь кедосами, пока не стыдно ещё, – усмехнулся он.

Олег частенько поддевал Гудкова за его потребность во внимании. Родители погибли, когда Гудкову было пятнадцать. Выпивший отец сел за руль и угробил себя и мать. Гудков давно перестал винить его. Папа был отличным мужиком – художником, да и вообще мастеровитым, – но плохо справлялся с трудностями. А они пошли непрерывным товарным составом – сначала заболела мама, потом кризис, съел все сбережения, следом закрыли завод, – запил. Денег всегда не хватало. И чем сильнее, тем больше отец пил. А потом родители умерли. Гудков остался с бабушкой. Пенсии не хватало, пришлось после школы и в выходные подрабатывать – курьером, грузчиком, помощником мастера в автосервисе. Бабушка заболела, когда Гудков учился в институте. Атеросклероз сосудов сердца. Хотелось положить в хорошую клинику, но нужно было продавать квартиру. Но Гудков был несовершеннолетним, а бабушка отказалась: «Я все равно скоро помру, а тебе еще жить». Шунтирование прошло неудачно.