Краути

Утром Кие позволила госпоже поспать подольше, хотя в доме было принято вставать рано. Но Аурин была больна и это правило на нее не распространялось.

Но когда солнце перевалило за полдень, служанка оставила свои дела и решительным шагом направилась к Аурин. Все должно быть в меру. Столько спать уже не полезно, а очень вредно.

Она наклонилась над госпожой и осторожно тронула ее за плечо.

— Госпожа, — сказала она, — пора вставать. Вы уже и завтрак проспали.

Аурин не шевелилась. Тогда Кие тряхнула ее сильнее. Потом, встревоженная неподвижностью, повернула к себе. Тело послушно легло на спину. Посмотрев в белое, застывшее лицо, на котором лежала печать умиротворенности, служанка поспешно одернула руку и завизжала на весь дом.

— А-а-а-а!!! О-о-о-о, боги! — вопила она, — боги, что же это?! А-а-а-а!!!

Она вскочила как ошпаренная и метнулась к двери, но была задержана охраной, сбитой с толку ее воплями.

— А ну, стой!

— Пустите меня, пустите! А-а-а-а!!! Остолопы! Заснули, проворонили! О-о-о-о!!!

— Что случилось? — спросил один из них, заметно встревожившись.

— Плаха по тебе плачет, вот что! — вопила Кие, лишившись соображения, — и по тебе тоже! И по мне, и по мне! О-о, боги, где же вы были?

— Перестань орать, — стражник тряхнул ее за плечи, — а то так рыло начищу, в зеркало взглянуть побоишься.

— О своем бы рыле побеспокоился, дубина!

Второй стражник, не склонный вступать в перепалку, оставил пост и направился к постели госпожи. То, что он увидел, привело его в состояние, подобное Кие, с той лишь разницей, что он не стал голосить, лишь затрясся как осиновый лист.

Первый стражник все еще отпихивал Кие от двери и уворачивал голову от тумаков и оплеух, которыми она его награждала.

— Уйми ты ее! — рявкнул он своему напарнику, — что ты там стоишь, как столб? Видишь, баба свихнулась! Ай! — это Кие, воспользовавшись секундной заминкой, особенно сильно стукнула его по носу, — хватит, дура! Сейчас голову откручу! Ну где ты там, Хайси?

Бледный как бумага Хайси вернулся к двери и прошептал:

— Госпожа-то того, преставилась.

— Че-е-го-о?! Не проспался, что ли? Что несешь?

— Померла она.

Стражник опустил руки, позабыв про беснующуюся Кие.

— Померла? — переспросил он с ужасом.

— Ага. Нужно уходить поскорее, Торо.

— Уходить? Куда?!

— Куда-нибудь, хоть к демонам. Здесь оставаться нельзя.

— Вас не выпустят, — вмешалась Кие, — вы, идиоты, что, не понимаете этого? Нас никого отсюда не выпустят! О, мы пропали! Мамочка!

Взглянув друг на друга с неописуемыми выражениями лиц, они рухнули на пол в молитвенных позах и закрыли головы руками, отгораживаясь от всего мира.

Кие уже не кричала, она рыдала, присев на корточки и раскачиваясь из стороны в сторону.

Такое положение вещей сохранялось довольно долго, пока в комнату не влетел переполошенный доктор Илли и не споткнулся о распластавшегося Хайси. Не удержавшись на ногах, он упал, но тут же вскочил. Окинув взглядом представившуюся ему картину, доктор не стал задавать глупых вопросов и нелепыми прыжками, словно хромающее кенгуру, помчался к Аурин. У ее постели он притормозил, а потом и вовсе остановился. Того, что он увидел, ему хватило с лихвой, но все равно, словно не веря собственным глазам, он упал на колени, схватил безжизненную руку, проверяя пульс.

— О боги, — простонал он, — нет. Только не это.

Илли обхватил голову руками.

— Как же так? Почему? Почему, боги?

Некоторое время он раскачивался, бормоча одну и ту же фразу, но потом, понимая, что уподобляется остальным, с трудом взял себя в руки. Побледнев так, что цветом лица стал схож с покойницей, доктор встал и пошатываясь, направился к служанке.

— Когда это случилось? — спросил он дрожащим голосом.

Кие ни на что не среагировала. Тогда Илли рывком поставил ее на ноги и влепил звучную оплеуху.

— Я спрашиваю: когда? Ну?

— О господин, — прошептала служанка, — ничего не знаю. Ничего, клянусь вам, господин! Я не будила ее, как вы велели! А утром, уже солнце давно взошло… Я не хотела ничего плохого! Я только немного потрясла ее за плечо. Она была такая холодная! О-о-о!!!

Кие опять зарыдала. Доктор, забывшись, сунул в рот край бороды и долго жевал ее, глядя сквозь служанку.

— Это неспроста, — прошамкал он невнятно, — неспроста. Ее в сон клонило? Она хотела спать?

— Вчера, да, господин. О, я не виновата!

— Хватит выть! — рявкнул доктор так, что борода выпала изо рта, — допекла ты меня, дура! Палка по тебе плачет!

Палка Кие не пугала. Она утерла слезы и с надеждой посмотрела на него. Палка плачет, это просто чудесно. Лишь бы не топор.

— Что она ела?

— Как обычно, господин, — и Кие скрупулезно перечислила все ингредиенты блюда.

— Кто принес еду?

— Я, господин.

— К ней кто-нибудь прикасался?

— Только я и госпожа, — она всхлипнула.

— Потом поревешь. У нас для этого будет много времени. Очень много, — совсем тихо добавил доктор, — она ела что-нибудь еще? — это было сказано вовсе безнадежно, поскольку он знал, что ничего сверх того, что ее заставляли съедать, Аурин не съела бы ни за какие блага в мире.

Но Кие добросовестно ответила на этот вопрос:

— Нет, господин.