Вскоре он обзавелся семьей. Вера в профиль немного смахивала на Мэрилин Монро, и это скрашивало неизбежные тяготы семейной жизни. Ну а работа шла своим чередом, деньги были хорошие, когда появился ребенок, то купили кооперативную квартиру, двухкомнатную. С годами Верка постарела, расплылась, сходство с Мэрилин куда-то пропало. Да и Виктор Васильевич был уже не тот, здоровье шалило, стало не до баб. Но ничего, жили хорошо, дружно.
Беда пришла в девяносто втором. Рухнула советская власть, отпустили цены, и стеклотара стала стоить такие гроши, что пришлось Виктору на пятом десятке искать работу. Тем более, что сын поступил в институт, на платное, деньги нужны были позарез.
Выручил армейский друг Сашка, взял к себе в напарники. Сашка, потеряв работу в каком-то НИИ, быстро сориентировался. Сначала рыскал по дачному Подмосковью, брался за любые работы – плотничал, тянул электропроводку, рыл колодцы. Разве что печи не клал, но тут уж ничего не поделаешь, чего не умеешь – того не можешь. Постепенно оброс клиентурой. Теперь он сначала выезжал на объект, смотрел, договаривался, говорил, что надо купить из стройматериалов. Потом брал с собой напарника и начинал работать.. Витька ему подошел. Друзья мотались по дачам, иногда по нескольку дней не появляясь дома.
Однажды Сашка позвонил вечером.
– Васильич, завтра в восемь на Белорусском, баню будем строить.
– Далеко?
– Полчасика на электричке, потом еще пешком через лес минут двадцать. Только побрейся как следует.
– Не понял, Степаныч.
– Завтра поймешь, - засмеялся Сашка и повесил трубку.
Назавтра пришли на дачу, вышла хозяйка, полная женщина лет пятидесяти.
– Вы, Александр Степанович, точны как часы.
– Стараемся, Лариса Петровна. Вот, напарник мой, Виктор Васильевич.
– Очень приятно, меня Лариса Петровна зовут. Ладно, мужики, я вам мешать не буду, если что – позовите.
И ушла в дом. А они принялись за дело. Вечером попрощались с хозяйкой до завтра и пошли к электричке. По установившемуся уже ритуалу в лесу сделали остановку, достали четвертинку, бутерброды.
– Не понял я, чего ты вчера говорил: побрейся, побрейся? – поинтересовался Витька, закусывая.
– А ты не узнал ее, что ли? Это ж Антушевская!
– Та самая? Да уж, как тут узнать.
Утром Виктор Васильевич встал рано, достал с антресолей картонную коробку, смёл с нее пыль. Нашел открытку с Антушевской, полюбовался, посмотрел на обороте, в каких фильмах снималась. Убрал обратно, замотал коробку скотчем. Позавтракал, принял душ. Долго брился, глядя в зеркало на свое морщинистое лицо, на лысину. Потом взял коробку, вышел из дома, выкинул ее в мусорный контейнер.
И поехал строить баню.
Пустяки
Он был такой человек, что скажи ему, к примеру:
– Петр Иваныч, зайдем сейчас куда-нибудь, посидим, выпьем, поговорим, – то и пойдет, и посидит, и поговорит, и выпьет. И с хорошим настроением поедет домой. А утром будет как огурчик и побежит на работу.
Но если сказать ему, допустим, в пятницу:
– Петр Иваныч, там в четверг банкетик небольшой намечается, ты уж спланируй свои дела, освободи вечерок, – то будет он мучиться целую неделю, представлять, как в четверг выпьет, потом домой через весь город, потом жена будет ругаться, а рано утром-то на работу. И будет Петр Иваныч на банкетике сидеть мрачный и молчаливый, пить рюмку за рюмкой и надерется как свинья. И жена выдаст ему по полной, и не выспится, и утром побредет на работу с тяжелой головой и плохим настроением.
Вот такая была у Петра Ивановича натура, он и сам удивлялся. Но ничего с собой поделать не мог. Все, что нарушало естественный ход жизни, будь то собрание акционеров, командировка, да даже предстоящая поездка с женой в дом отдыха – все это выбивало его из колеи. Он сразу принимался думать о том, как будет через три дня сидеть на собрании и томиться от скуки. Или что в командировке придется обедать в плохих ресторанах и испортится пищеварение. А в доме отдыха жена будет таскать на все мероприятия, и должен он будет на старости лет слушать массовика-затейника, или как он там сейчас называется, аниматора.
Хотя потом и в доме отдыха оказывалось хорошо, и в командировке питался в прекрасной заводской столовой, а на собрании акционеров так вообще сидел в заднем ряду вместе с Акиньшиным из второго отдела, и тот угощал Петра Ивановича коньяком из фляжки. Пригибаться, правда, приходилось на всякий случай, чтобы начальство со сцены не заметило. Но это так, ерунда.
Вообще говоря, Петр Иванович был вполне счастливый человек. Работу свою любил, относились к нему все хорошо, с уважением. Плюс еще и пенсия шла. И дома все было путем, и дети радовали. Жена, правда, ворчала иногда, ну так без этого не бывает.