Кречет

С этими словами Велиар указал на площадку, расположенную неподалеку. Посреди площадки торчал закопчённый металлический столб, обвешанный фрагментами черных цепей. Вокруг столба раскинулось округлое пепелище. В остатках, еще дымящейся золы, угадывались чьи то останки с обгорелыми костями. В ожидании пира над жертвенником кружил стервятник. Он ждал, когда остынут угли, и прилетал сюда уже явно не в первый раз.

Набросив капюшон, Велиар махнул Мяснику и удалился в кирпичный дом, крыльцо которого охраняли два апостола, вооруженных автоматами.

Мясник, повинуясь приказу, погнал пленных в старый бревенчатый барак, ранее служивший складом. Несмотря на яркое солнце в бараке висел полумрак, и пахло плесенью. Вместо кроватей на полу раскидана примятая солома и какое-то рванье.

— Здесь будете спать, — рявкнул Мясник и плюнул на пол, — Располагайтесь, выродки! Завтра подъем в шесть утра.

Бух! Двери захлопнулись, снаружи послышался лязг цепей.

— Ты как? — спросил Гектор.

— Терпимо, — выдавила улыбку Энн.

— Ты молодец, смелая…

— Только от смелости одни беды, — Энн часто заморгала. — Вон, что она с Рудым сделала…

— Да… Жаль парня, но не зря сгинул — он нас спас. Сожгли бы нас за убийство апостола, а он бросился, словно зверь. Не ожидал я от малахольного такого. Земля ему пухом… Может, настолько испугался, что не ведал, что творит? Хотелось бы думать, что он осознанно нас спасал, а не в безумии кинулся… Но этого мы больше никогда не узнаем. Нехристи бросили его на дороге, как раздавленную кошку, даже похоронить не получится. Не хорошо это, не по-человечески.

— Мы отомстим, — всхлипнула Энн, — Мы обязательно отомстим…

— Ш-ш-ш…Тише, дочка, не уверен я в наших соседях, вон как они нам помогли в грузовике. Могут донести за такие слова. Не думай о мести, что мы можем сделать? Старик и девочка… Нам просто выжить надо, чтобы Рудый не зря погиб. Это и будет наша месть…

* * *

Потянулись тяжелые и монотонные дни рабства. Каждое утро пленников выгоняли на построение и пересчитывали. Затем распределяли на работы. Тех, кто покрепче, забирали валить и возить лес, для строительства частокола крепостной стены. Часть людей угнали на сельхозработы на дальние поля, и после этого больше их никто не видел. Остальных задействовали на футбольном поле, перекопанном под огород, и на ремонте техники.

Гектор и Энн попадали, в основном, на огород. От работы не отлынивали и заслужили двухразовое питание просроченными консервами и кашей, сваренной из дробленого овса. Вкалывать приходилось до позднего вечера. Вернувшись в барак, занимали место на вонючей соломе и сразу уходили в небытие. Каждая минуты сна была на вес золота. Разговаривать в бараке было запрещено. Кто-то не выдерживал и безуспешно пытался бежать. Попытки бегства жестоко пресекались — беглецов сжигали заживо во время вечерней церемонии жертвоприношения. Рабов сгоняли на площадь лицезреть экзекуцию, дабы ни у кого и в мыслях не было сотворить подобное.

Велиар, публично обращаясь то к дьяволу, то к другим силам тьмы, пытался подавить волю пленных. Жрец взывал к беспрекословному подчинению и служению на благо клана, как к высшей ценности, очерняя и отторгая все прочие человеческие радости и желания. Некоторые из пленных не выдерживали и переходили на темную сторону. Их верность клану проверяли кровью. Заставляли участвовать в казнях рабов и подносить факел к жертвенному костру, после чего давали им новые имена и переводили в ранг послушников — слуг Велиара.

Послушники, доказав свою верность и преданность могли перейти на следующую ступень. Большинство из перебежчиков стремились стать полноправными членами клана, примерив на себя звание апостола. Посвящение послушника в апостолы Гектор и Энн видели лишь раз. Кровавый обряд сопровождался сожжением очередной жертвы.

В один из дней Энн определили работать на кухню. Обычно, рабов туда не пускали. Всю работу, связанную с приготовлением пищи, выполняли послушники. Кухня располагалась в глубине старой столовой с большими во всю стену грязными окнами. Из душной кухни запасная дверь вела в небольшой дворик со складами. Во дворе стояли кирпичные печи с огромными алюминиевыми чанами.

Пухлая коротконогая повариха (послушница апостолов) то и дело подгоняла Энн, считая ее слишком медлительной и нерасторопной в работе на кухне. Энн металась из столовой во двор и обратно, принося то соль, то лаврушку, то какую-то посудину. Обстановка была для нее совершенно новой, и сразу понять, где находится нужная вещь было весьма проблематично. Но толстуха каждый раз отвешивала девушке чувствительную оплеуху и приговаривала:

— Да, у нас мыши быстрее соображают, когда на кухне хлеб тырят. Шевелись, курица, опоздаем с готовкой — весь дух из тебя выбью!

Энн исподлобья зыркала на мучительницу и молчала, размышляя о чем-то своем, то и дело, поглядывая на желтые цветочки, пробивавшиеся из-под забора…