Кредит доверчивости

Он достал из кармана ключи от машины, поиграл ими с задумчивым видом.

— Значит, у меня никаких шансов?

— Слушайте, да идите вы… — вырвалось у меня, оттого что надоело выкручиваться и уходить от ставшего вдруг неприятным разговора.

— Я все понимаю… Тебе надо подумать. Я подожду. — Он поцеловал мне руку, едва коснувшись ее прохладными губами, еще раз многозначительно повторил: — Я подожду… — и ушел, мягко прикрыв за собой дверь.

Я опять вскипятила чайник и сделала себе кофе. Тройной крепости.

Осталось горькое ощущение, что я обидела хорошего человека. Во всяком случае — неглупого. И нежадного.

— Ну и ладно, — пробурчала я вслух. — Я его вижу всего-то в третий раз!

До зуда в руках захотелось позвонить Говорову. Я даже телефон достала, но в последний момент передумала.

Старорежимные барышни никогда не звонят первыми.

Мобильник вдруг завибрировал у меня в ладони в беззвучном режиме.

— Кит, — улыбаясь, сказала я, — я только что отказала одному банкиру…

— Елена Владимировна, — громыхнул бас Таганцева, — я с нарядом мчусь к вам домой.

— С каким нарядом, душа моя? Со свадебным?

— С Наткой беда, — отрезал Константин Сергеевич и отключился.

После третьего удара шкаф начал медленно крениться на нее.

Она подперла его спиной, понимая, что выдержит еще от силы минуту-две, а потом убийца — ее Владик, ее принц и мечта — ворвется в квартиру и разрядит обойму в нее и Сеньку.

Соседи не помогут — они почти все на работе.

И Таганцев вряд ли успеет…

Господи, если бы она знала, что смазливое личико, хорошая фигура, легкий нрав и стремление к счастью могут иметь такие последствия…

Глухие удары в дверь становились все сильнее, шкаф больно ударял в спину…

То, что Тишко проделывал все это молча, без уговоров и угроз, было особенно страшно и не оставляло никаких шансов на спасение.

Он пришел убивать свидетелей. Его ничто не остановит. Он сделает свое дело и успеет скрыться до того, как нагрянет полиция.

Так всегда бывает в кино.

Сенька убежал на кухню, и его не было уже пару минут.

— Сенька! — хрипло крикнула Натка. — Открой окно и кричи: «Помогите!» Слышишь?! А лучше — «Пожар!» А еще лучше — устрой его, этот пожар, ты сумеешь!

Последний удар оказался особенно сильным — видимо, Тишко вложил в него всю свою злость.

Шкаф сдвинулся на несколько сантиметров, образовав между косяком и дверью жуткий зазор.

— Помогите! — простонала Натка.

Из кухни прибежал Сенька и, прячась за шкафом, стрельнул из игрушечного ружья в щель какой-то темно-коричневой жидкостью.

Тишко вскрикнул и выматерился.

Остро запахло уксусом.

— Жалко, эссенции нет, — шепнул Сенька, — только фигня бальзамическая… Все равно глаза щипать будет.

В ответ прозвучал выстрел. Один, второй, третий…

Зеркало, висевшее напротив злополучной щели, разлетелось вдребезги.

Почти одновременно послышался топот на лестнице и жуткие крики:

— Оружие на пол! Руки за голову! Не двигаться!

— Ну, вот и полиция приехала, — деловито произнес Сенька, по-киношному дунув в ствол своего ружья. — Не прошло и полгода…

Натку приводили в чувство всем скопом и всеми возможными методами — нашатырем, коньяком, валокордином, уговорами, холодными компрессами и даже пощечинами.

Вообще-то она давно пришла в себя, но боялась это показать.

Как она посмотрит Лене в глаза?

А Таганцеву?!

А Сеньке?!

— Лучше бы я умерла… — прошептала она после очередного Лениного похлопывания по щеке.

— Без тебя будет скучно жить, — ответила Лена и сунула сестре под нос не ватку, а целый пузырек с нашатырем.

Натка задохнулась, закашлялась, открыла глаза и села.

Сеньки в комнате не было — только Лена, Таганцев и тот парень — «не супермен», который утром встречал у подъезда сестру.

У него были умные, серые, насмешливые глаза, и почему-то именно перед ним Натке стало особенно неудобно.

— А Сенька где? — спросила она.

— На кухне. Наверное, бомбу очередную делает, — усмехнулась Лена, присаживаясь рядом с ней на край дивана.

— Ты как? — спросил Константин. — Может, все-таки врача вызвать?

Не отвечая, Натка встала и побрела на кухню.

За ней гуськом пошли все остальные.

Сенька, свернувшись калачиком, спал на крохотном кухонном диванчике.

— Умаялся, бедный, — сказал за Наткиной спиной Таганцев.

— А давайте чаю попьем! — предложил парень с серыми глазами — Кит, кажется.

И по-хозяйски включил чайник.

— Я вот чуть-чуть не успел этого гаврика арестовать! И его сестрицу распрекрасную! — Таганцев намазал огромный ломоть хлеба маслом, подумав, бухнул на эту конструкцию две ложки малинового варенья, смачно откусил и, жуя, продолжил рассказ: — Преступная группировка, а не семейка. Ольга раньше гримером работала, вот и пустила свое умение в ход. Они с братцем такую схему придумали: он дамочек обольщает, по типажу на сестру похожих, а она мужичков клеит, похожих на братца. Потом тырят у своих жертв паспорта, делают грим — копия, от фото в документе не отличить, — и… берут кредиты! Страшно представить, сколько нахапали. Десятки миллионов! Подписи тоже научились подделывать, не отличишь.

— Да… — вздохнула Лена. — На человеческом одиночестве и поисках любви они делали деньги.