Кредит доверчивости

— На человеческой глупости, — поправил ее Говоров.

Таганцев мельком глянул на Натку, вспыхнувшую при этих словах, и подумал — не глупости, а наивности. Милой, детской наивности, которая так нравится ему в сочетании с прелестным личиком и вызывающе роскошной фигурой.

— У меня, кстати, акт экспертизы есть, что подпись Натальи Владимировны поддельная. — Он похлопал себя по карманам, достал поочередно ключи, жвачку, какие-то квитанции, чеки, еще что-то вроде носового платка и только потом — сложенную вчетверо экспертизу.

— Помял, зараза, — пробормотал Константин и тут же капнул на лист вареньем. — Да что же это! — Он запихнул бутерброд целиком в рот и проглотил, почти не жуя.

— Ладно, — махнул рукой Говоров. — У Тишко и без этого такой наборчик, что он до старости тюремный быт изучать будет. Незаконное владение оружием, покушение на убийство, мошенничество в особо крупных размерах группой лиц по предварительному сговору и т. д. и т. п.

— Вот именно — и тэ дэ и тэ пэ, — пробормотал Константин, слизывая с экспертизы варенье и бережно расправляя лист на сгибах. — Классический случай с этим Тишко. Одно преступление влечет за собой другое — более тяжкое. Начал с мошенничества и чуть не закончил убийством.

— Лен, дай ему пожизненное, — всхлипнула Натка.

— Сколько обвинение попросит, столько и дам, — улыбнулась Лена, с нежностью глядя на Говорова.

Ну все, про себя усмехнулся Таганцев, семейственность в нашем районном суде поперла…

— А вообще это дело буду рассматривать не я, — сказала Лена, — потому что ты моя сестра.

Ночью меня разбудила Ната.

Села на мою кровать и бесцеремонно потрясла за плечо.

— Лен, ты не спишь?

Я не стала острить и ворчать на нее не стала — списала временное помутнение рассудка на стресс.

Впрочем, у Натки и то и другое — постоянные атрибуты жизни.

— Что стряслось? — сонно спросила я.

— Да нет… у меня пока ничего нового… Я тут подумала, а вдруг он Асю тоже убил?

— Что значит — тоже? — привстала я.

— Ну, меня же он пришел убивать! Сперва хотел выманить и по-тихому… А когда я не пришла, у него нервы сдали, и он сюда примчался! Тишко запаниковал, понимаешь! Он начал убирать свидетелей — неосторожно, глупо убирать! А главная опасность для него — Ася! Во-первых, она в полицию собралась идти, во-вторых, у нее осталась копия его блокнота…

— За последнее время ты сделала настоящий прорыв в аналитическом мышлении, — пробормотала я. — Но ты же сама сказала — Ася прячется у подруги. И потом, откуда Тишко мог знать про копию?

— Ой, боюсь, — вздохнула Натка и нырнула ко мне под одеяло. — Вдруг с ней что-нибудь…

— Цела твоя Ася, — перебила я. — Тишко с тебя начал устранять свидетелей, потому что ты… его последний «эпизод», понимаешь? До тебя проще всего добраться… И потом, ты его больше всех достала.

Натка обиженно засопела. Наверное, считала, что такая прелесть, как она, не может никого достать. Даже преступника.

— Лен… — тихо позвала она, когда я задремала. — А как ты думаешь, я Косте все еще нравлюсь?

— Натка, ты неисправима.

— Исправима. Мне теперь только мужчины в погонах нравятся.

— Завтра звони своей Асе — и шагом марш к мужчинам в погонах, заявление писать. На Тишко. А еще лучше — и других пострадавших прихватите. Хотя… ему теперь и без ваших заявлений не сладко придется.

— Лен… Мне почему-то кажется, что Владик меня любил… по-своему.

— Тьфу! — подскочила я. — Иди спать! У меня завтра тяжелый день.

Натка встала и побрела к дивану. Глядя на ее понурую спину, я подумала, что опять обидела сестру, разрушив зыбкую иллюзию о некой безумной любви, при которой хочется обмануть, надуть, облапошить, а потом пристрелить объект своей страсти.

Ремонт я все-таки начала с кухни.

В субботу смыла старую побелку с контуром Австралии, а в воскресенье утром…

В воскресенье утром к северу от «Зеленого континента» я обнаружила нечто, отдаленно напоминающее очертания статуи Свободы…

Глядя на потолок, я без сил опустилась на стул, чувствуя, что слезы капают на пол, дополняя водопад, низвергавшийся с потолка.

За тазиком бежать сил не было. А в особенности их не было на очередной разговор с Надеждой Степановной.

— Господи… — пробормотала я. — Да за что мне все это…

В дверь и на мобильный позвонили одновременно. Я поплелась открывать, машинально ответив:

— Да…

— Эту Ольгу, сестру Тишко, арестовали! — сообщил радостный Наткин голос. — Мне Костик только что позвонил. А еще мы с Асей, Машей, Настей, Дашей и Катей написали заявление в полицию!

Насилу справившись с новым замком, который пришлось вставить вместо старого, раскуроченного Тишко, я уставилась на огромную банку краски с ярким иностранным названием.

— И почему у тебя глаза на мокром месте? — озабоченно спросил Говоров, укладывая на банку букетик фиалок.

— У меня… там… — я кивнула на кухню, — Ниагарский водопад из статуи Свободы…

— Чего у тебя, Лен? — не поняла Натка.

— Я потом перезвоню, — пробурчала я и отключилась, хотя вопрос ареста сестры Тишко и заявление на него в полицию, наверное, должен был волновать меня больше, чем потоп.

Никита, не разуваясь, быстро прошел на кухню и, задрав голову, присвистнул.