Кредит на милосердие

С одной стороны, Гиляров был его царем и богом, давая работу, деньги, карьерные перспективы. Позволяя удовлетворять тщеславие, допустив в один из самых крупных, масштабных и амбициозных проектов за всю новейшую историю России. Кроме этого, Эдуард уважал Президента за его крепколобость, пробивной характер, умение держать удар и не опускать рук даже в самой патовой ситуации. Уважал за умение взвесить массу факторов, заглянуть наперед, сделать шаг в неизвестность. Пусть даже такой рискованный, как шаг в программу «Средний фон»…

С другой стороны, втайне Гринивецкий над своим боссом посмеивался, причем с долей жалости. Потому что человек, взваливший на плечи такую ношу, но не умеющий делиться ею с помощниками, обречен на скорое затухание, как о нем ни переживай. Стать у руля нового государства и до сих пор решать проблемы с реконструкцией жилого фонда или прокладкой свежей железнодорожной ветки – это, с точки зрения Терпения, было неприемлемо для птицы такого полета.

Да, он соглашался, что в наши дни непросто найти толкового помощника, которому можно доверять. Понимал, что сам является таким самородком. Но когда слышал, как шеф лично доказывает кому-то из посадников, что людей в этом месяце больше выслать не сможет или трубы нужного калибра закончились, ему становилось грустно и немного смешно.

Впрочем, ненадолго. Упорство и отвага взглянуть в глаза смерти перекрывали любые недостатки Президента. Сожжет себя раньше времени? Значит, так отведено судьбой, но до этой минуты Эдуард будет следовать за ним и помогать. Потому что лично видел, что чем больший вес набирает человек, тем опаснее и злее становятся его враги, и не сломаться под их давлением может только настоящий силач…

Это случилось три года назад, когда Гиляров вынашивал планы референдума по объединению региона и официальным выборам главы. Эдуард, до того почти семь лет отпахавший на сибирских чиновников, в команду реформаторов вошел легко. С такой же легкостью принялся набирать баллы, подбираясь к посту министра информации. Тогда-то на нового патрона и организовали покушение.

Готовящуюся атаку сумели предвосхитить. Накрыли несколько человек, живыми те не дались, но схрон в Первомайском районе выжечь не успели. Там Бугаев нашел великолепные дальнобойные винтовки, напрямую подключаемые к «балалайкам», транспортные средства, взрывчатку. И еще современные стелс-системы, которыми кроме питерского спецназа не оснащался никто. Приборы, среди военных прозванные «покровами», превращали стрелка в настоящего невидимку, не позволяя засечь ни сканером, ни тепловизором. Да что там электроника – даже в обычную оптику оснащенный «покровом» боец выглядел как размытое пятно, мимикрируя под окружающую обстановку. Если бы убийцы вышли на позиции…

Эдуард помнил, как перепугался тогда. Как вдруг осознал, что брошено на чаши весов и какую цену им, возможно, придется заплатить за ковавшийся суверенитет. А еще Терпение помнил, каким спокойным и отважным остался Гиляров. Как отнесся к покушению внимательно, но без лишнего любопытства, будто к текущему вопросу в рабочем расписании дня. И вот тогда-то машинист окончательно решил – за этим человеком хоть в огонь…

Он включил двигатель инвалидной коляски, пустив механизм вслед Гилярову. Догнал уже в коридоре, где Президент остался один, если не считать невидимых телохранителей, занимающих авангард и арьергард. Ростислав ослабил узел галстука, прикосновением пальцев к ладони что-то настроил в «балалайке».

– Прокатишься со мной до Правительства? – Гиляров перестал быть подтянутым и сильным, превратившись в усталого, хоть и очень крепкого мужичину средних лет.

– С удовольствием поделюсь новостями, – ответил Гринивецкий, – но только если на моем мобиле.

– Да-да, конечно, – рассеянно отмахнулся политик. – Всё никак не могу заказать подножку хоть на один из своих лимузинов…

– Не страшно, я уже привык, – вежливо улыбнулся Терпение.

Охрана дала знать, что проход свободен и чист, после чего Президент и машинист загрузились в лифт. Достигнув гаражного этажа, быстро пересекли прохладное подземелье, направляясь к серебристо-синему фургону, вокруг которого отирались четверо «телков».

Фургон Терпения, оборудованный специальным подъемником для коляски Эдуарда, не был таким простым, как могло показаться со стороны, об этом Гринивецкий позаботился еще два года назад. По степени бронирования он нисколько не уступал машинам правительственных чиновников, а по уровню электронной фаршировки давал фору передвижным командным пунктам действующей армии.

– Рамзан, езжай с парнями, – негромко попросил Эдуард помощника, пока подъемник доставлял его на борт фургона.

Молодой машинист юркой рыбкой выскочил из салона, вежливо поздоровавшись с господином Президентом, и так же ловко нырнул в представительскую легковушку, наполненную охраной. Гиляров зашел в фургон вслед за Терпением, мягко закрылась дверь, и они остались вдвоем.

– Можно выезжать, – распорядился Ростислав через «балалайку», и кортеж из пяти мобилей начал выбираться из подземного гаража телестудии.