Крейг Кеннеди

– Да, вполне, – сказал Кеннеди, складывая лист бумаги, который протянул ему молодой секретарь. – Спасибо. Я надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я спрошу вас, знали ли вы, что доктор Росс был врачом миссис Мейтленд?

– Конечно, я знал это, – откровенно ответил Мастерсон. – Я отказался от него по этой причине, хотя он еще не знает об этом. Я самым решительным образом возражаю против того, чтобы быть предметом – как бы это назвать? – его мысленной вивисекции.

– Вы думаете, что он злоупотребляет своим положением, пытаясь узнать о психической жизни своих пациентов? – спросил Крейг.

– Я бы предпочел также больше ничего не говорить об этом, – ответил Мастерсон. – Несколько минут назад я разговаривал по телефону с миссис Мейтленд, выразил ей свои соболезнования и спросил, могу ли я что-нибудь сделать для нее немедленно, как сделал бы в прежние времена – только тогда, конечно, я должен был пойти к ней напрямую. Причина, по которой я не пошел, а позвонил, заключалась в том, что этот Росс, похоже, вбил ей в голову какие-то нелепые представления обо мне. А теперь послушайте, я не хочу это обсуждать. В любом случае, я рассказал вам больше, чем собирался.

Мастерсон поднялся. Его учтивость скрывала окончательную решимость больше ничего не говорить.

Анализ души

День был далеко позади после этой серии очень неудовлетворительных разговоров. Я тупо посмотрел на Кеннеди. Казалось, мы обнаружили так мало осязаемого, что я был очень удивлен, обнаружив, что, по-видимому, он был вполне доволен тем, что произошло в этом деле до сих пор.

– Я буду занят несколько часов в лаборатории, Уолтер, – заметил он, когда мы прощались у метро. – Я думаю, если тебе больше нечем заняться, ты мог бы потратить время на то, чтобы разузнать некоторые сплетни о миссис Мейтленд и Мастерсоне, не говоря уже о докторе Россе, – подчеркнул он. – Заскочи после ужина.

Было не так уж много того, что я мог найти. О миссис Мейтленд не было практически ничего, чего бы я уже не знал, увидев ее имя в газетах. Она была лидером в определенной группе, которая посвящала свою деятельность различной социальной и моральной пропаганде. Ранние выходки Мастерсона были печально известны даже в молодом умном кругу, в который он переехал, но годы, проведенные за границей, смягчили воспоминания о них. С момента своего возвращения он ничем не отличился, чтобы распустить сплетни, и никакие рассказы о его деяниях за границей не просачивались в нью-йоркский клуб. Доктор Росс, к моему удивлению, оказался гораздо более известным, чем я предполагал, и как специалист, и как человек в городе. Казалось, он быстро продвинулся в своей профессии врача, лечащего болезни нервов общества.

После ужина я был поражен, обнаружив, что Кеннеди вообще ничего не делает.

– В чем дело? – спросил я. – Ты наткнулся на препятствие?

– Нет, – медленно ответил он, – я просто ждал. Я сказал им быть здесь между половиной девятого и девятью.

– Кому? – спросил я.

– Доктору Лесли, – ответил он. – У него есть полномочия требовать присутствия миссис Мейтленд, доктора Росса и Мастерсона.

Быстрота, с которой он разобрался в деле, которое было для меня одним из самых необъяснимых за долгое время, лишила меня дара речи.

Один за другим они заходили в течение следующего получаса, и, как обычно, мне выпало принять их и сгладить острые углы, которые всегда возникали на этих маленьких вынужденных вечеринках в лаборатории.

Доктор Лесли и доктор Росс прибыли первыми. Они пришли не вместе, а встретились у двери. Мне показалось, что я заметил в их поведении нотку профессиональной ревности, по крайней мере, со стороны доктора Росса. Мастерсон пришел, как обычно, игнорируя серьезность вопроса и обвиняя нас всех в заговоре с целью не пустить его на премьеру легкой оперы, которая открывалась. Миссис Мейтленд последовала за ним, непривычная бледность ее лица усиливалась простым черным платьем. Я чувствовал себя крайне неловко, как, впрочем, и все остальные. Она просто наклонила голову в сторону Мастерсона, казалось, почти избегала взгляда доктора Росса, пристально смотрела на доктора Лесли и абсолютно игнорировала меня.

Крейг стоял в стороне за своим лабораторным столом, не обращая ни на что внимания, кроме кивка в знак признания. Казалось, он не спешил начинать.

– Как ни велика наука, – начал он наконец, – она все же далека от совершенства. Существуют, например, вещества настолько таинственные, тонкие и опасные, что сводят на нет самые тонкие тесты и мощные линзы, в то время как они несут в себе самую ужасную смерть.

Он едва ли мог бы подобрать свои вступительные слова с большим эффектом.