Читаем Кремль полностью

А вот точно крадется всей Москве известный мних, сербин Пахомий Логофет, высохший старик с востреньким носиком, который все к чему-то словно принюхивается, и хитрыми и подобострастными глазками. Своими писаниями духовными зарабатывал ловкий старец немало серебра, кун и соболей. Составлял он главным образом жития святых, но занимался и историей. Русскую историю ловкач начинал с разделения земли Ноем между его сыновьями. Далее следовал перечень властителей и царей, среди которых были названы Сеостр и Филикс, цари египетские, Александр Македонский и Юлий Цезарь. У Цезаря был брат Август. Когда Цезарь был убит, Август был в Египте. Его облекли в одежду Сеостра, а на голову ему возложили митру Пора, царя индейского. Учинившись таким образом владыкой вселенной, Август стал распределять земли между своими братьями и родственниками. Одному из них, Прусу, он отдал земли по Висле – так и зовется та земля Пруссией. Некий воевода новгородский Гостомысл перед смертью созвал новгородских «владельцев» и посоветовал им послать в Прусскую землю послов, чтобы пригласить к себе владельца оттуда. Послы нашли там некоего князя по имени Рюрика, суща от рода римска Августа-царя… Ну а дальше все пошло как по маслу. Как же можно было отказать в злате, серебре и соболях столь искусному историку?..

И шли, шли медлительно и важно вдоль строящихся стен кремлевских бояре, купцы, иноземцы, на которых все с испугом таращили глаза; ремесленники, мужики подгородние, попы, мнихи черные, бабы останавливались и, как околдованные, не могли оторваться…

– А-а, и ты здесь, Вася?.. – проговорил князь Семен, завидев задумчиво стоявшего в стороне Василия Патрикеева. – Как дело-то подвигается! Ровно в сказке.

Он немножко побаивался этого беспокойного «мятежелюбца», но Патрикеев – всегда Патрикеев. А кроме того, оба принадлежали к старобоярской партии, которая хмуро смотрела на возвышение князей московских и на их крутое владение. В борьбе, которая велась за старые вольности боярства, именно такие мятежелюбцы и были особенно нужны. Великий князь, кроме того, весьма благоволил к молодому Патрикееву и часто, несмотря на его молодость, поручал ему ответственные дела – в особенности в сношениях с иноземцами.

– Да, и я поглядеть пришел, зятюшка, – рассеянно отвечал князь Василий. – По кирпичику кладут, а дело делается.

Это сказал он больше для себя; он по кирпичику класть не умел: ему хотелось, чтобы все ему нужное по щучьему велению делалось, как в сказке… А в последнее время был он сумрачен более обыкновенного. Дума о Стеше жгла и мучила его, как на дыбе, днем, а в особенности ночью. А постылая жена – глазоньки не глядели бы на фефелу!.. – вздумала, чтобы привязать его к себе, прибегнуть к старому бабьему средству: она омыла водой все свое тело и дала ему ту воду пить. За такие приворотные художества отцы налагали епитимью на год, но он, когда дурость эта открылась, бабе непутевой сказал только: «Дура!..» – и, хлопнув в сердцах дверью, ушел вон из дому…

– А ты послушай-ка, что наш Митька Красные Очи поет!.. – усмехнулся вдруг князь Семен, показывая глазами на нищего, который сидел, ножки калачиком, в пыли и тянул известный стих о вознесении.

– А-а-а-а… – гнусаво тянул красноглазый урод. – Да а-а-а-а… А да а-а-а-а…

Содержание стиха было, однако, таково, что многие каменщики бросили кладку и, потупившись, слушали нытье нищего о том, как накануне Вознесения расплакалась нищая братия: «Ох ты, гой еси, Христос-царь небесный, на кого ты нас оставляешь? Кто нас поить-кормить станет, обувати, в темные ночи охраняти?» Христос обещает дать нищим гору крутую, золотую, но Иван Златоустый просит Его не давать нищим золотой горы. Зазнают гору князья и бояре, зазнают гору пастыри и власти, зазнают гору торговые гости, отоймут они у нищих гору золотую, по себе они гору разделят, по князьям золотую разверстают, а нищую братию не допустят. Много у них будет убивства, много у них будет кроволитства, да нечем будет нищим питатися, да нечем им приодетися и от темные ночи укрытися. И советует Иван Златоустый Христу дать лучше нищим имя свое святое: будут нищие по миру ходить, каждый час будут Христа прославлять и тем будут сыты и довольны. За этот совет и дал Христос Ивану золотые уста…

Князь Семен покачал своей большой, тяжелой головой в шапке горлатной…

– Подайте ради Христа убогенькому… – заговорил унывным голосом Митька, протягивая к проходящим свою дырявую шапчонку. – Убогенькому-то, родимые…

И все бросали ему медяки…

– Да, я и забыл было!.. – спохватился вдруг князь Василий. – Мой родитель собирался к тебе седни перед вечернями, княже…

Хоромы Патрикеевых были тут же, в Кремле, против старинной церковки Спаса на Бору.

– О? – вопросительно уронил князь Семен. – Так надо поспешать будя. Пойдем и ты гостить, коли делов больших нету… Только давай на торг зайдем: мне один торговый книгу старого письма достать обещался, да что-то тянет все…

– Пойдем, пожалуй… Только толкотня там теперь, не пролезешь…

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги