Формировался определенный тип партийного работника, который в идеологической сфере ни себе, ни другим не позволял отклоняться от генеральной линии. Это обеспечивало вполне комфортное существование.
«За годы работы в аппарате, — рассказывал Шумейко, — я привык к дисциплине, делающей служебной нормой уклонение товарищей от того, чтобы углублять разговор на «нежелательную тему» или вообще обрывать его без видимой причины. «Признано нецелесообразным» — на том ставилась точка!»
Поднятая Сталиным на вершину партийной номенклатуры малограмотная и злобная шпана ощущала ненависть ко всем, кто был другим. Равнодушных чиновников сменяли или кликуши с нездоровым блеском в глазах, или беспредельно циничные лицемеры.
Болезненная подозрительность — с одной стороны. Имитация реальной работы — с другой. В любой идеологической кампании всегда присутствует личный и ведомственный интерес. Аппарат неустанно занимается выявлением крамолы, того, что не соответствует генеральной линии, правилам и канонам. Живет с этого! И неплохо живет, это же не уголек в шахте добывать.
Открылись невероятные карьерные перспективы для двоечников и троечников. Обвинил заведующего кафедрой, ученого с мировым именем, в том, что он преклоняется перед Западом, — и занял его место. Ничего, что в науке — ноль, зато наш, правильный.
Власть жаловала своих подручных должностями, орденами и дачами, но сделать их талантливыми и популярными не могла. Потому те с удовольствием принимали участие в удушении и унижении идеологически невыдержанных талантов, вычищая все сомнительное, кастрируя любую свежую и оригинальную мысль.
Идеологические кампании рождают своего рода безумие, общественное помешательство. Оно возникает не само по себе, а становится результатом тотальной пропаганды, которая придавливает духовную и интеллектуальную жизнь. Возникает привычка к послушанию, привычка одобрять и поддерживать любые почины и кампании, какими бы безумными они ни были.
Идеологические кампании носили тотальный характер, поэтому непозволительны были попытки остаться в стороне. Но отвращение вызывало не только поведение чиновников, но и полнейшее одобрение обществом этой аморальности! Люди многозначительно кивали: значит, так надо. Власть разрушала мораль, развращала людей…
Система разрушала страну и губила ее будущее. Но в огромной стране некому было возразить против этого безумия! Некому было сказать: остановитесь! Не существовало государственных или общественных структур, которые бы заботились о стране и оберегали ее от губительных акций. Напротив, все части государственного аппарата, все ячейки общества и чуть ли не все граждане изъявляли страстное желание во всем этом участвовать.
Вот когда стало ясно, что десятилетия тоталитарного режима изменили человека.
Идеология борьбы с космополитизмом была густо замешена на антисемитизме. Академик Юрий Александрович Поляков вспоминал: «Казалось, что с цепи спущены мрачные волкодавы догматизма, заливистые дворняги демагогии, быстрые борзые карьеризма, брыластые бульдоги черносотенства, хорошо натренированные легавые юдофобии».
На Лубянке тонко ощущали настроения в верхах.
18 августа 1951 года министр госбезопасности обратился в ЦК: «Докладываю, что по имеющимся в МГБ СССР данным, раввин, он же председатель правления московской синагоги Шлифер Соломон Михайлович проводит враждебную националистическую работу. Используя свое руководящее положение в синагоге, Шлифер после создания государства Израиль, а затем в связи с приездом в Москву главы миссии этого государства Мейерсон организовал торжественные богослужения, сопровождавшиеся националистическими сборищами евреев у здания синагоги».
Голда Мейерсон (Меир) — первый посол Израиля в Советском Союзе (а затем министр иностранных дел и глава правительства) — приехала в Москву еще в 1948 году. СССР первым де-юре (то есть в полном объеме) признал еврейское государство, и в ту пору Голду Меир советские руководители принимали более чем любезно. Но прошло три года, и отношение к Израилю и евреям полностью переменилось.
Задолго до «дела убийц в белых халатах» начались аресты врачей-евреев. 27 февраля 1952 года Игнатьев переслал Сталину протокол допроса арестованного ассистента кафедры лечебного питания Центрального института усовершенствования врачей Академии медицинских наук: «Арестованный Левин Г.Л., сын врага народа Левина Л.Г., показал, что в клинике лечебного питания существует националистическая группа, возглавляемая директором клиники профессором Певзнером М.И. Участники группы применяли порочные методы лечения, наносящие ущерб здоровью больных и подрывающие советское здравоохранение. Из числа лиц, входящих в эту группу, кроме Левина Г.Л., арестованы Берлин Л.Б. и Левин Б.С.»
В этой записке сформулировано обвинение: врачи-евреи сознательно вредят своим пациентам. Если Сталин — глава государства! — изъявил желание прочитать протокол допроса арестованного врача, это означало, что сама идея если и не принадлежит ему, то была с ним обговорена, и он желал знать, как далеко продвинулись чекисты.