Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом

Зная страхи вождя, следователи госбезопасности на всех процессах, даже над школьниками, включали в обвинительное заключение подготовку террористического акта против вождя.

21 июня 1948 года Сталин получил спецсообщение об аресте «террориста» художника Даниила Леонидовича Андреева, сына знаменитого писателя:

«Андреев пытался выяснить расположение дачи И.В. Сталина и подъездные пути к ней, но, узнав, что дача усиленно охраняется, как он сам признал, от осуществления своего вражеского замысла в этом месте отказался. Андреев вынашивал мысль о покушении на И.В. Сталина в Государственном Академическом Большом театре во время спектакля или торжественного заседания…

Несколько раз ему удавалось видеть, как машина главы Советского правительства, направляясь в город, не доезжая до Арбатской площади, сворачивала направо в Большой Афанасьевский переулок и через Малый Афанасьевский, минуя памятник Гоголю, выходила на улицу Фрунзе. Он изучал возможность произвести выстрел из квартиры зубного врача на улице Арбат, дом 9, по автомашине главы Советского правительства».

Трудно сказать, в какой степени сам вождь верил в эти истории, а в какой считал нужным поддерживать накал репрессий. Он давным-давно оторвался от реальной жизни. Жил в совершенно ином мире. Не так-то просто понять, какие мысли его одолевали. Но страх за свою жизнь становился все сильнее.

В машину вместе с вождем садились двое охранников. Один занимал место рядом с водителем, второй устраивался на заднем сиденье. Сталин всегда располагался между ними — на откидном сиденье. Его сопровождали две машины с оперативным составом. В первой — начальник смены и три офицера. Во второй еще три офицера выездной охраны. В 1952 году появились первые аппараты радиотелефонной связи, очень громоздкие, их устанавливали в багажниках машин охраны.

«Когда я хотел перейти Арбат у Арбатских ворот, — пометил в дневнике писатель Юрий Олеша, — чей-то голос, густо прозвучавший над моим ухом, велел мне остановиться. Я скорее понял, чем увидел, что меня остановил чин милиции.

— Остановитесь.

Я остановился. Автомобили, покачиваясь боками, катились по направлению ко мне. Нетрудно было догадаться, кто сидит в первом. Я увидел черную, как летом при закрытых ставнях, внутренность кабины и в ней особенно яркий среди этой темноты — яркость почти спектрального распада — околыш. Через мгновение все исчезло, все двинулось своим порядком. Двинулся и я».

В последние годы своей жизни Сталин сам назначал маршрут движения и постоянно менял его. Полковник Новик из управления охраны вспоминал: «К периоду, когда велось «дело врачей», относится такой случай. Однажды Сталин на пути с «ближней» дачи в Москву приказал водителю ехать не обычным маршрутом, а по старой, заброшенной, не очищенной от снега дороге через Воробьевы горы. Тяжелая машина забуксовала и зарылась в снег. Сталин был крайне недоволен и в сердцах сказал: «Вы возите меня по одному и тому же маршруту. Под пули возите!»

В последние месяцы жизни он перестал предупреждать даже личную охрану, куда едет. Садился в машину и только тогда говорил, куда направляется. Но охрана знала два его любимых маршрута: в Большой театр — слушать оперу или в Кремль — смотреть кино. На всякий случай и там, и там накрывали столик.

Однажды полковник Новик проверял посты в Большом театре. Появился Сталин, направлявшийся в свою ложу. Увидев накрытый столик в комнате перед ложей, спросил:

— Кто сказал, что я сюда приеду?

Новик объяснил. Сталин молча прошел в ложу.

«Ближняя» дача принадлежала к числу самых защищенных объектов в стране. Но Сталину никакие меры не представлялись достаточными. Терзаемый страхом, обычно ночь он проводил за работой: просматривал бумаги, писал, читал. Перед тем как лечь спать, подолгу стоял у окна: нет ли на земле следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? В последнюю зиму даже запрещал сгребать снег — на снегу скорее разглядишь следы.

«Приезжали на «ближнюю» дачу — там в дверях и воротах усиливаются запоры, — вспоминал Хрущев. — Появлялись всякие новые задвижки, затем чуть ли не сборно-разборные баррикады. Ну кто же может к Сталину зайти на дачу, когда там два забора, а между ними собаки бегают, проведена электрическая сигнализация и имеются прочие средства охраны?»

Колючая проволока, высокий двойной забор, между стенами забора деревянный настил, на котором дежурили часовые в специальной мягкой обуви. Мышь не могла проскочить мимо них. На внешнем обводе дачи, как на государственной границе, установили фотореле, которые срабатывали при любом движении. В основном реагировали на зайцев. Люди к даче не приближались. На внутренней территории дежурили настороженные офицеры управления охраны с собаками, срывавшимися с поводков.

«Главный дом, — рассказывал капитан Юрий Соловьев, — был соединен длинным переходом со служебным зданием, где размещалась кухня и жилые помещения — для коменданта дачи, дежурного офицера на пульте связи, двух прикрепленных, повара, подавальщиц, работников кухни, врача по диетическому питанию, подсобного рабочего, парикмахера».