Кремль

– Сомневаюсь, что это поможет. Кризис для всех неожиданность. Риски всегда несет заемщик. Это общее правило. Вряд ли для вас сделают исключение.

«Да он и не рассчитывает выиграть дело в суде, – подумал Сазонов. – Просто тянет время. Хочет остановить аресты активов. Значит, переговорные возможности с Граниным исчерпал. А зря! Им сейчас хорошо бы мирно договориться».

– Я понял, – донесся, словно издалека, голос Лабинского, – может, все же переговорить с премьером?

– О чем?

– О недопустимых действиях Гранина.

– Вы уже поговорили с президентом.

– Да, обсуждался этот вопрос.

– Ну вот. Чего еще?

«Больше ничего говорить не буду. Умный поймет. Гранин точно почувствовал недовольство премьера, и ты попал. Звонить премьеру и президенту боишься, потому что знаешь: они не ответят ничего хорошего. И меня пытаешься подрядить под это дело. Напрасно», – с растущим раздражением размышлял Сазонов.

Он нетерпеливо посмотрел на часы и все же сказал чуть больше, чем хотел:

– Чересчур много лавируете: то к президенту, то к премьеру. Не в ту игру играете. Делом нужно заниматься! Меняйте тактику. Иначе вас поменяют. Кстати, мы готовим поездку премьера в Пикалево. Там у вас проблемы.

– Куда, куда?

– В Пикалево. Вам официально сообщат.

В рубке прошипело нечто похожее на знакомое матерное ругательство. Из тех, что пишут на заборах.

«Наверное, показалось», – подумал Сазонов.

* * *

«Даже если вице-премьер наполовину говорит правду, все очень серьезно, – размышлял взбудораженный Морев. – Может, рискнуть? Да и в чем риск? Войдем в мегакорпорацию, и нас поглотят. Потеряю контроль над компанией. А что, собственно, контролировать? Компания – банкрот. Контролировать долги? Да я только и стараюсь всучить их, не важно кому. Государству так государству.

Если потребуется, можно начать бизнес с нуля, но с капиталом. Только нужно переждать. Иначе попадем под раздачу. А так милое дело – войти в группу инициаторов проекта. Лабинский уже предлагал. А потом тянуть время, торговаться о распределении акций. Мне это выгодно. Между делом пропихнем компанию в список стратегических объектов, объявим форс-мажор и договоримся о рассрочке долгов.

К сожалению, до сих пор не поступило обнадеживающих новостей от Воронова. Можно ждать удара со стороны Ратова. А он не последний человек в кремлевской Администрации.

Если попадем вместе с Лабинским под крыло президента – уже не так страшно. Вон Гранин мочил Лабинского, а президент погрозил – и банкир аккуратно себя ведет, побаивается. А может, уже и не побаивается. Все так быстро меняется. В общем, голова идет кругом. Не только свет в конце туннеля не видим, но и самого туннеля. Ладно, нужно выдать два звонка», – решил Морев.

– Рад приветствовать, – сказал он, услышав по телефону хрипловатый голос Лабинского. – Я с вами! В каком смысле? Поддерживаю ваш проект мегакорпорации. Мне он ближе, чем предложение Рашидова. Да, готов направить официальное письмо Сазонову и довести мою позицию до прессы.

«Странное состояние у Лабинского. Устал, наверное. Еле говорит. Ничего. Все взвесит и обрадуется, что я его поддержал».

Повесив трубку, Морев заказал чай. Он не понимал увлечения зелеными видами чая и предпочитал классический черный «Эрл Грей». Сделав несколько глотков, позволил себе отправить в рот несколько сухих печений и подумал, что давно не был в зале фитнеса. Вообще пора бы отдохнуть. Однако эти мысли уже не нагоняли тоску. Мир вновь обрел краски. Хотелось жить, работать и становиться еще богаче. Хотя бы из спортивного интереса.

«Вот что значит вовремя принять правильное решение», – порадовался за себя Морев и все же набрал номер Воронова:

– Еще раз напоминаю о Ратове, в последний раз!

* * *

Президент отличался редкой настойчивостью, которая скрывалась за внешней обходительностью и мягкостью. Он прекрасно знал об этой особенности своего характера. И удивлялся, а иногда даже обижался, что зарубежные эксперты не распознали редкую последовательность его замыслов.

На стол президента периодически доставляли похищенные сводки и обзоры, подготовленные аналитиками ЦРУ, других разведок, а также мировых «мозговых центров». Он снисходительно морщился, когда попадался «психологический профиль» и другие исследования его личности. Неглубоко, легковесно. Как будто писали для студентов, не раскрывая главного и существенного. А ведь потом попадут эти «зарисовки» в руки историков, а те станут плодить всякие бредни вместо реального анализа событий.