Кремль

В холле он без труда получил один из лучших номеров. В межсезонье гостиница была заполнена наполовину. В «карточке гостя» Громов записал, что они с Марикой приехали для участия в семинаре по выработке антикризисных мер.

– Мы что, действительно будем ходить на этот семинар? – удивленно спросила Марика.

– Ты же хотела не терять времени и подготовиться к экзаменам.

– Шутишь?

– Разумеется. Объявление о семинаре висит в холле. Чем скучнее, тем лучше. Никто даже внимания не обратит.

– Ты все замечаешь. Но нас могут найти. Зачем мы зарегистрировались? Я думала, мы снимем квартиру.

– Не волнуйся. Кому придет в голову, что мы на Сахалине? Мой друг будет молчать, а рейсов на Сахалин из Томска не предусмотрено.

– Все ты знаешь, – вновь восхитилась Марика.

– Если бы, – вздохнул Громов и... неожиданно обнял ее. Так, что перехватило дыхание.

Задыхаясь от желания, они стали срывать с себя одежду, едва успев закрыть дверь.

– Не нужно, мы пожалеем, – шептал Громов, но не мог оторваться от зовущего тела девушки. Марика бурно дышала и гладила его дрожащими руками.

– Не думай ни о чем, милый.

* * *

Они долго лежали на широкой кровати и смотрели друг на друга. В комнате темнело. Ветер стих, и пошел снег. Мягкий и тяжелый, словно мокрая вата.

– Как это случилось? – спросила Марика.

– Ты жалеешь?

– Не знаю, ничего не знаю! Вчера была уверена, что люблю только Игоря, а потом появился ты.

– Ты сразу влюбилась?

– Нет, не сразу.

– Женщина считывает свои впечатления о мужчине в первые секунды знакомства. А до мужчин доходит медленнее. Чтобы понять и оценить женщину, им требуется целых тридцать минут. А иногда вся жизнь.

– Я поняла, что не смогу без тебя, еще там, в квартире. Когда ты меня защищал. А потом, в самолете, я уже знала, что люблю тебя и схожу с ума от угрызений совести. Мы еще ничего не сделали, а я чувствовала, что страшно виновата перед Игорем. Я плохая. Ты этого не понял. Но поймешь.

– Я не лучше. Игорь – мой друг. Доверился мне.

– Это только моя вина. Не оправдывайся.

– Ты ему скажешь?

– А ты хочешь, чтобы я скрыла?

– Нет, конечно.

– Ты уже жалеешь?

– Ни о чем я не жалею. Нельзя об этом жалеть! – в сердцах сказал Громов, опрокинул Марику на спину и поцеловал в шею. Чуть пониже подбородка.

* * *

– Я договорился, мы едем к моему приятелю в гости. У него рыбное хозяйство. Примерно в ста километрах от города. Увидишь настоящий Сахалин, – сообщил Петр на следующее утро.

– У тебя повсюду друзья. – Марика выглядела отдохнувшей и счастливой. Она даже не подумала, можно ли позвонить в Москву, словно выбросив из памяти свою предыдущую жизнь.

– Приятель, кстати, тоже работал в Японии, но после командировки занялся бизнесом. Самолетами поставляет свежую рыбу и икру в лучшие европейские рестораны и гастрономические бутики. Мы сможем воспользоваться его самолетом для возвращения, – заметил Громов.

– Никуда не хочу возвращаться, – предупредила Марика. – Твой друг еще может разориться из-за кризиса.

– Вряд ли. Машину арендуем в гостинице. Дорогу я знаю. – Громов сделал вид, что не слышал ее слов о возвращении. – Ты не хочешь позвонить в Москву?

– Я ничего не хочу. – Марика посмотрела на Петра влюбленными глазами.

* * *

– Странные ты выбираешь методы. Клоны какие-то! Мне это не нравится, – проворчал Бровин. Он уже час внимательно выслушивал историю отношений своего племянника с Марикой и всю эту «хрень», которая возникла вокруг конфликта с Моревым.

– Клонировать – сильно сказано. Просто встретил очень похожую внешне женщину. Увидел и был поражен – внешность словно скопировали с моей бывшей. Но оказалось, что за этим прелестным фасадом скрывается совершенно другой человек. Мне он, кстати, намного симпатичнее, чем моя прежняя пассия. Правда, Марину я любил, не задумываясь, хороша она или нет.

– Значит, Марику ты не очень любишь, раз задумываешься, – сказал Борис Павлович. – В любимой принимаешь все как есть. Не хочешь ничего менять. Да и невозможно переделать личность. Человек – существо самостоятельное, независимое и на всякое вмешательство реагирует с возмущением.

– Странно от тебя это слышать. Ты же ученый, привык мыслить, не стесняешься людей переделывать и перекраивать. В физическом смысле.

– В отличие от тебя, дорогой племянничек, я привык уважать окружающих. Независимо от того, мои они пациенты или я их вижу в первый и последний раз. Тебе это покажется странным, но с уважением относятся даже к тем, кого любят. Они, знаешь ли, тоже люди, – с сарказмом заметил Бровин. – Меня что беспокоит? У тебя вообще нет никаких ограничителей.

– А в чем это проявляется? – насупился Ратов.

Разговор приобретал агрессивные формы, и ему это не нравилось. Ссоры с Бровиным уже случались, и они даже не разговаривали месяцами. Потом мирились.