Кремль 2222. Ярославское шоссе

Книжник растерянно поглядел на него. Неужто воин действительно считает, что эта Ба может лишить их жизни? Зигфрид выглядел крайне серьезным. И семинарист осознал всю разницу в мироощущении между ним и воином. Если он, выпускник кремлевской Семинарии, верил в то, что все в этом мире познается научным, опытным путем, то вест был убежден, что наука – всего лишь блажь, развлечение для «умников». Потому как истина – непознаваема, ощутима лишь сердцем, и именно в этом ее сила. И скорее он поверит этой ведьме, чем сотне увесистых научных томов, годных, по его мнению, лишь на растопку в холодное время года.

Ба не удостоила его ответом. Она подошла к котлу и принялась перемешивать бурое варево большим деревянным черпаком. Почему-то Книжник был убежден, что в котле – колдовское зелье, в поверхности которого шаманка сейчас прочитает будущее. Вместо этого та зачерпнула дымящейся гущи – и вылила содержимое черпака в глубокую деревянную миску, протянув ее Книжнику:

– Ешь!

Послушно приняв миску, парень хлопал глазами, пытаясь сообразить, не хотят ли их отправить на тот свет таким незамысловатым способом. Но варево пахло довольно аппетитно, а шаманка уже вручила вторую плошку Зигфриду со словами:

– Ешьте. В следующий раз пообедать доведется нескоро.

Только когда свою порцию получила Травинка, Книжник немного успокоился и присел на край кособокой лавки.

– Спасибо, – проговорил он. – А мы не истребим все ваши припасы? Как-никак, незваные гости.

– Я ждала вас, на всех готовила, – отозвалась женщина.

– Вы знали, что мы придем? – удивился Книжник. – Девочка… Травинка сказала?

– У тебя мало времени, – оборвала его Ба. – Как раз чтобы доесть свою похлебку.

Решив не задавать пока новых вопросов, Книжник торопливо ел грубой деревянной ложкой обжигающее варево. И должен был с изумлением признаться самому себе: это было самое вкусное, что ему доводилось есть в жизни. То ли дело в особой свежести местных продуктов, то ли в ингредиентах. Не хотелось вспоминать ту самую сушеную жабу, но даже если похлебка была сварена на них – оно того стоило. А может, дело в местном воздухе, во всех этих травах, дурманящих голову и искажающих реальность. Кто его знает, может, он сейчас за обе щеки умолачивает болотную жижу, причмокивая да нахваливая. Это не имело никакого значения.

Тем более, что с последней ложкой, отправленной им в рот, вся эта странная идиллия кончилась.

Дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалилось несколько знакомых бородатых здоровяков с неизменными топорами за поясом. Тот, что вышел первым, бросил на хозяйку угрюмый взгляд. Женщину это ничуть не смутило. Отчего-то она не стала протестовать или, напротив, изображать радушие. Словно знала, что разговоры с этими молчунами – дело бессмысленное. Просто стала посреди комнаты с самым независимым видом, уперев руки в бока, и ответила на взгляд бородача своим, не менее пронзительным взглядом.

И надо же – бородач отвел взгляд. После чего тяжелым шагом подошел к Книжнику. Тот поднялся на ватных ногах, уверенный, что его будут бить. Поднялся и Зигфрид. Но рядом так же молча возникла Травинка, теперь уже со своим ясным и чистым взглядом.

Бить их не стали. Просто вывели из странного дома на отшибе, повели извилистыми тропами. И вскоре вывели туда же, откуда и был совершен побег – на ту самую лесную делянку.

И с первого же взгляда Книжнику все здесь не понравилось.

Они стояли у подножия деревянного идола – гораздо более крупного, чем любой из стоящих по периметру поселка. И этот был особенно страшен. Может, из-за того, что был стар, покрыт трещинами и сучками, будто бревно после обработки стало жить новой, противоестественной жизнью. Но скорее всего, пугал темный лик этого изваяния. Суровый и грубый, он будто был опален адским пламенем. При этом следов костра у подножия не было видно.

Зато там отчетливо виднелись наполовину погрузившиеся в мох и землю человеческие черепа.

На делянке никто не работал: все оборванцы были собраны перед небольшой грязной проплешиной в траве за идолом и чего-то обреченно ждали. Потребовалось немного времени, чтобы догадаться, чего именно.

Они ждали экзекуции. Демонстративной расправы – чтобы другим неповадно было. Переглянувшись, Книжник с Зигфридом все поняли. И на этот раз в глазах воина читалась холодная решимость.

Игры кончились. Вест не даст себя прилюдно наказывать. Он будет драться – и возможно погибнет, пусть даже это помешает ему исполнить принятую на себя миссию. Потому что есть «красная черта», за которую не переходят воины.

Они скорее погибнут, чем переступят черту позора.