Кремль 2222. Кенигсберг

– Вы, наверное, и впрямь издалека, – сказал Балабол. – Я и про города-то такие не слыхал. Бес его знает, может, кто-нибудь и звал этот город иначе, да только никого из тех уже не осталось. В Последнюю Войну здесь жестокий замес был – никто не выжил. Это уж потом сюда разный люд потянулся – в ядерную зиму как-то выживать надо было, а здесь кругом подземные коммуникации, бомбоубежища и все такое…

– А сам ты не отсюда, что ли, раз лодку ждешь? – оборвал его Зигфрид.

– Не, я с той стороны, – мужичок кивнул в сторону воды, которой уже было не видать во мраке. – Пиллау – слыхали?

– Нет, не слыхал, – Книжник пожал плечами. – Похоже, не так уж много я знаю, а то, что знал, устарело давно.

– Это хорошо, что не слыхали, – странным голосом произнес Балабол и потянул из огня пруток с дымящимся куском жареной плоти на конце. – А вот и грибок поспел. Кто желает отведать?

– Отведай первым! – потребовал Зигфрид.

Балабол рассмеялся:

– Не доверяете? Да, пожалуйста, – только плесни-ка еще своего бальзама. Ей-богу, гениальный напиток!

Балабол с удовольствием опрокинул в себя еще немного «коктейля», после чего щелкнул каким-то небольшим устройством. Книжник не сразу понял, что это нож – с выкидным лезвием на пружине. Такой довелось видеть раз или два в жизни – у кремлевских ратников подобные были не в ходу: что толку от такого небольшого клинка? Такой хорош для скрытого ношения и подлого удара в спину. Ну, может, еще для какого-нибудь «грибника», вроде этого Балабола, – вон как ловко он режет на равные кусочки жареный гриб.

Первый кусок мужичок сразу же отправил себе в рот, принялся жевать, причмокивая с удовольствием.

– М-м-м, знатный подбетонник! – чавкая, приговаривал он. – Надо будет еще пару вылазок на пустыри сделать – пока холода не ударили. Подбетонники, они ж как? Пока тепло, выбираются из-под щебня, шляпки солнышку подставляют – тут их и бери тепленькими. А как приморозит – так в щели забиваются. С голодухи, конечно, можно и руку туда сунуть. Но тут уж как повезет: можешь ты гриба схватить, а могут и они тебя – если скопом.

– Грибы, что же, на людей тут нападают? – Книжник содрогнулся, разглядывая дымящийся кусок в руках Балабола.

– Так, жрать захочешь – на кого угодно кинешься! – со знанием дела заявил тот. – Бывало, грибы на грибника нападали, а в детстве, помню, мальчонку одного в подземелье, под камни, так утянули – только сандалики в воздухе мелькнули… Ну, кто желает?

Мужичок протянул нарезанный гриб на конце прутика. Первым незнакомого яства отведал Тридцать Третий.

– Съедобно! – заключил он.

– Все знают, что кио ничем не свалишь, – проворчал Книжник. – А каково человеку с нормальным желудком?

Балабол сипло рассмеялся и отрезал себе еще кусок, бросил в рот, принялся с аппетитом чавкать. Зигфрид подумал – и снял с прута прожаренный кусочек. Так же поступил и Книжник. Вопреки опасениям гриб оказался на удивление сочным и вкусным – особенно в сочетании с адским «ядерным коктейлем». По телу уже разливалось приятное тепло, и могло показаться, что они находятся на отдыхе в каком-то приятном, надежно защищенном уголке.

И только мрачная громада бронепоезда отблескивала в свете костра, напоминая о том, из какой дали они прибыли в эти места. Да еще дождь, что продолжал слабо накрапывать и к которому они уже почти привыкли.

– А что, гляжу, спокойные у вас тут места? – спросил Зигфрид, устало привалившись к куску бетона, заменившего ему подушку. – И муты стороной обходят, и злых людей не видать…

– Ну, это как посмотреть, – с усмешкой ответил Балабол. – Мне, скажем, бояться нечего, а кто и шагу не пройдет, как от него даже косточек не останется.

– Это с чего ты такой особенный?

– Да сам не пойму. Может, способность у меня такая, а может, везение. А может, просто нечего с меня взять. Ну, кому я такой нужен?

– А мешок отобрать? – вмешался Книжник, бросая в рот еще один кусочек гриба. – Какая-никакая, а добыча. Мутам же вообще все равно, чье мясо жрать.

– Есть у меня на этот счет одно предположение, – сказал Балабол. – В детстве-то я слабый совсем был, как выжил – ума не приложу. Тем более, что родителей я своих не видел, а воспитали меня всякие бродяги. Никого из них, кстати, давно в живых нет…

Задумавшись, Балабол достал из-за пазухи ветхий обрывок бумаги. Сложил, провел желтым ногтем по складке, сыпанул на бумажку щепотку табака…

Книжник впился в эту бумажку взглядом.

Текст. Там был какой-то текст! Иначе и быть не могло – бумагу не производят уже сотни лет, вся что есть – это остатки древних газет, тетрадей, библиотек – все, что не успели спалить в печах в лютую ядерную зиму. И если есть у Балабола эта бумажка – значит, было ее откуда вырвать! Значит, есть здесь источник текстов – забытых знаний, погребенных под пеплом Последней Войны!

Надо было остановить его, не дать спалить в ядовитой самокрутке этот крохотный кусочек прошлого… Но состояние ватной расслабленности мешало предупреждающе вскинуть руку, крикнуть: «Стой!»