Книжник же в свою очередь рассказал Анне, что то, чем она занимается, правильнее называть не врачевание, а медицина. И что эта самая медицина до Последней Войны была очень развита. Врачи проводили уникальные операции, и — подумать только — даже пересаживали людям органы! А еще все лекари в древности носили белые халаты и чепчики, а перед тем, как окончательно стать врачом, должны были произнести какую-то клятву. В последнее Анне верилось с трудом. Такие умные люди, почти полубоги, и произносят клятвы. Зачем? Нет, не может быть. Бред.
— Бред! Бред! Просто страшный сон! — проговорила Анна и энергично растерла виски кончиками пальцев. После встала, поправила платье и пошла на очередной обход.
Каждое ее появление действовало на больных ободряюще. Дети бросались ей на шею, словно видели в ней еще одну маму, а больные мужского пола переставали стонать и, пытаясь в горизонтальном положении принять стойку смирно, говорили, что у них уже ничего не болит и, вообще, они зря занимают лазаретскую койку. Врали, конечно. Некоторые, правда, отпускали колкие шуточки, но Анна реагировала на них спокойно. На нее засматривались, и не без оснований. Она была высокой, стройной, с зеленными глазами в обрамлении длинных изогнутых ресниц и волосами, темными, словно ночь, непременно сплетенными в тугую толстую косу ниже пояса.
Завершив обход, Анна вернулась в комнату лекарей. На узкой лежанке уже сидела сменщица Ольга. Девушки перекинулись парой фраз, и Анна отправилась в свои «хоромы». Теперь она уже не жила с Пантелеймоном. Еще в шестнадцать лет, когда Анна окончательно превратилась из девочки в девушку, жить в одной комнате со взрослым мужчиной стало «неприлично». Не неудобно, а именно неприлично. Так считала не сама Анна, а люди, которые «желали ей только добра». И теперь она делила небольшую комнату с двумя веселыми подружками, тоже работающими в лазарете: Любашей и Оксаной.
Восемь месяцев назад Оксанку выдали замуж за бравого дружинника Илью. И уже через месяц девушка объявила всем, что беременна. Илья ходил радостный и гордый: «Я мужем стал и скоро стану отцом!» Вот так, не переставая улыбаться, он и ушел с дружиной в рейд за Садовое кольцо. И Анна строго велела Оксанке из нового семейного гнезда временно переселиться обратно, потому как с каждой неделей переносить беременность девушке было все сложнее и сложнее.
Анна проспала почти до вечера, что неудивительно. Шутка ли, суточное дежурство на ногах, почти без отдыха, если не считать отдыхом тот короткий, но жуткий кошмар, что приснился ей на рассвете. Она спала бы и дольше, но ее разбудили. Маришка отчаянно трясла Анну за плечи. Маришка — тринадцатилетняя рыжеволосая девчушка, обладательница болезненной худобы и крупных веснушек на щеках. Еще одна ученица, еще одна сирота. К сожалению, сиротство не редкость внутри кремлевских стен.
На дверях не было замков, девчонки входили друг к другу порой даже без стука, скрывать было нечего. Поэтому то, что ее будит Маришка, Анну не удивило — удивил испуганный Маришкин взгляд.
— Что стряслось? — Анна уже терла глаза, сидя на постели.
— Представляешь, Книжника арестовали! Недавно совсем, я сама видела! — проговорила девчушка.
— Как арестовали, за что? — окончательно уже проснувшись, спросила Анна.
— Прямо на улице, за что не знаю, но грубо так. Княжьи опричники, — затараторила Маришка.
— Не может быть! Тебе, наверно, показалось. Просто велели ему срочно явиться к князю по делу какому-то. А то, что грубо, так княжьи опричники никогда любезностью не отличались, — спокойно ответила Анна.
— Да нет же, так не вызывают… — Маришка хотела сказать что-то еще, но Анна, никогда не доверявшая слухам, резко ее прервала:
— Арестовали или просто вызвали его — мне какое дело? Я в княжьи хоромы не вхожа, зачем меня разбудила?
— Тебя? Так это, дядя Пантелеймон меня за тобой послал, велел срочно явиться в лазарет, — девчушка виновато улыбнулась.
— Тьфу ты, сплетница! С этого надо было начинать, — сказала Анна, вставая с постели.
— А представляешь, дед Остап после обеда помер, доела его все же лихорадка. Любаша с Оксаной сейчас родных утешают. А еще…
Анна прикрыла Маришке рот ладонью, чтобы выключить это ходячее радио.
— Так! Беги к Пантелеймону, скажи, я сейчас переоденусь и приду. Только молча иди!
Маришка сделала обиженное лицо и выбежала из комнаты — передавать новое сообщение.
Меньше чем через десять минут Анна уже была в лазарете. Пантелеймона она нашла в комнате для опытов — одной из немногих, на двери которой имелся замок. Он был там не один, а вместе с Василием.