Кремль 2222. Марьина Роща

Дарг вдруг услыхал разгульные песни, погружаясь в атмосферу бурного веселья с песнями, хороводами и цыганами. Он сидел у свежей могилы, прямо на траве. Пил без закуски водку из грязного захватанного стакана, в компании таких же, как и он сам, людишек, называемых «рощинская братва». Одеты все были примерно одинаково – начищенные до блеска яловые сапоги, плисовые брюки, клетчатая сорочка, накинутый на плечи пиджак. На стриженой, с чубчиком, голове – кепочка‑восьмиклинка, на шее – белый пижонский шарф. Не для тепла – для понта. С той же целью и папиросочка к уголку губ приклеилась, а в карманах чувствовалась тяжесть – кастет, нож… да еще и наган!

Наган – точно! И звали Дарга сейчас вовсе не Дарг и не Ждан, а Хрящев Иван Иваныч. Матерый уголовник по кличке «Хрящ». Блатной. Четыре «ходки» – три за грабежи, одна – по хулиганке‑бакланке. Уважаемый в Марьиной Роще человек!

Рядом, плечом к плечу, сидел рыжий парняга в расстегнутой чуть ли не до пупа рубахе, под которой виднелась синяя от наколок грудь. Колька Бондаренко. Верный кореш – Бондарь.

Намахнув стакан, Дарг (точнее говоря, Хрящ), вдруг обнял рыжего за плечи и, воровато оглянувшись вокруг, зашептал на ухо:

– Я тебе говорю – мент это, легавый. Замаскировался, подлюга, масть на время сменил. А ты ему веришь!

Бондарь пьяно тряхнул головой:

– Не‑а, не верю! Я вообще никому не верю. Токмо, братуха, тебе! А ну, давай, выпьем. Корешей погибших помянем…

Вытащив из‑за пазухи бутылку, рыжий принялся ловко оббивать запечатывающий пробку сургуч наборной ручкой бандитского ножа – финки. До конца не оббил – вдруг дернулся, выпустил все из рук, завыл, обхватив голову руками…

– Ой, горюшко‑о‑о‑о! Ой, худо‑о‑о‑о… Опять в голову лезу‑у‑ут, опять…

Перед глазами Дарга‑Хряща все поплыло, закачалось… И словно ударил током вопрос:

– Зачем пришел, у‑у‑у? Зачем явился? Зачем покоя нас лишил?

Вот тут‑то Дарг, настоящий Дарг, а не Хрящ, понял, что все эти вопросы – к нему.

Покивал. Поздоровался вежливо:

– Час в радость, братва.

Откуда и слов‑то таких нахватался! Разве что вот сейчас, от блатных.

– Я вам принес кое‑что… вы просили…

– Принес?! Принес? Принес!!! Неужто? Тот самый…

В глазах потемнело, пропало все, лишь зашелестели в голове голоса, и слышались в них удивление, недоверье и радость. Именно в такой вот последовательности.

– Крест! Он крест принес!

– А не врет часом?

– Не, не врет. Мы бы чувствовали.

– Силу Сандунова позвать! И Сандуновых, Силычей. Их крест‑то, их…

– Крест… неужто, покой, наконец, настанет?

– Тихо все! – гремящий авторитетом бас вдруг перебил все остальные голоса… голосенки… голосишки.

– Артист пришел! – посыпался по кладбищу шепоток. – Сила Сандунов явился! И сыновья – вон. Хоть и обманул их батька… а все ж вместе лежат…

Чувствовалось по всему, Сандуновых здесь уважают всерьез. Дарг тоже уваженье проявил:

– Здравствуйте… Вы просили…

– Я знаю, – обладатель баса добродушно хмыкнул. – Ведаю. Чувствую. Молодец, что принес. От нас всех, да от ваганек, да от братвы – благодарность тебе большая. Теперь успокоимся все… наконец… А ты… Ведаю я, чего ты хочешь, зачем пришел! – голос зазвучал куда громче, уверенный в своей правоте. – Не беспокойся – поможем. Коль такое дело, разгоним твоих ворогов.

– Вот спасибо! – от всей души поблагодарил молодой человек.

– Однако ж, это еще не все, милостивый государь, – Сандунов снова хмыкнул. – Богат я когда‑то был, не беден. Бани в Москве выстроил… а с сыновьями вот не заладилось. Не дал им ничего – кукиш с маслом! Сейчас уж что, сейчас уж друг друга простили, а тогда… Могилу, вишь ты, разрыли. Материн гроб перевернули, нехристи! Все сокровища искали… да не нашли!

Сандунов засмеялся, захохотал, гулко, словно филин в ночи. Потом закашлялся и продолжил куда более добродушно и милостиво:

– Ныне они нам и ни к чему, сокровища. А тебе, милостивый государь, думаю, пригодятся. Деньги, они ведь не мертвым нужны – живым. Ты, сударь мой, как крест воткнешь, копни рядом…

– А куда крест‑то воткнуть?

– Так узнаешь… узнаешь… узнаешь…

Дарг очнулся меж могильными плитами. Уставший, осунувшийся и бледный. Раста со слезами бросилась ему на шею:

– Милый мой, милый… выбрался… Я‑то уж думала… Ой, дура. Вот дура‑то! Ты прости меня, ага…

– Это ты меня прости, – приподнявшись, виновато улыбнулся Дарг. – Не получилось ведь с кладбищем‑то.

Девчонка весело сверкнула глазами и расхохоталась:

– Как это – не получилось? А ты прислушайся‑ка! А, если хочешь, так пойдем, поглядим.

Юноша навострил уши. И в самом деле, вокруг творилось нечто! Со всех сторон слышались какие‑то вопли, проклятья и запредельно жуткий вой.

* * *