– Не горюй, брат, – совершенно искренне сказал Игорь. – Главное сейчас – склад найти и обратно в Кремль вернуться, доложить, как там дела обстоят. Глядишь, после возвращения все само собой наладится. Я‑то на твое место не метил никогда, а оно, видишь, как получилось… но это все временно, ты ж понимаешь?
– Как говорит отец Филарет, нет ничего более постоянного, чем временное, – усмехнулся Захар. – Но это я так, к слову. А вообще даже не переживай, я с тобой до конца, мы ж братья. Да и я тебе задолжал после Строгино…
– Ничего ты мне не задолжал, – возразил Игорь. – Это я с тобой рассчитался, за тот раз, когда ты меня от паука‑мясоеда спас!
– Как хочешь. А насчет всего остального… Насчет меня не сомневайся, а им слабости свои не показывай, и все будет хорошо. Договорились?
Игорь кивнул.
– Ну и славно! – Захар улыбнулся и, напоследок крепко сжав запястье побратима, убрал руку.
Они побрели обратно к дому и уже заходили внутрь, когда позади послышался странный шорох. Дежурные вскинули автоматы, а побратимы, обернувшись, с удивлением увидели, как через улицу прочь бежит одинокая крысособака со шнурком в зубах. В неровном свете луны поблескивала висящая на этом шнурке шестеренка.
– Не может быть, – опешив от такого зрелища, прошептал Игорь.
– Как видишь, может, – тихо отозвался Захар.
А пес тем временем улепетывал от стоянки дружинников прочь и уносил с собой амулет Громобоя.
По сути, он забирал последнее, что связывало Игоря с его странным бородатым другом.
И от этого на душе стало еще поганей, чем прежде.
* * *
Крысособака, убедившись, что ее никто не преследует, сбавила темп. Бежать все время было слишком утомительно. В крохотном мозгу грязной твари пульсировала только одна мысль:
Крысособака с наслаждением вспоминала, как Природа чесала у нее за грязным ободранным ухом. От этих мыслей по лохматому телу прошел озноб. Новая хозяйка дала твари то, о чем та и мечтать прежде не могла: заботу. Ради этого стоило умереть.
Когда знакомые развалины показались на горизонте, сердце крысособаки забилось быстрей, и она ускорила шаг. Дорога порядком вымотала бедную тварь; нередко ей приходилось прятаться в тени очередного полуразрушенного дома, чтобы не столкнуться со спешащей куда‑то стаей нео. Крысособака насмотрелась на смерти товарок, да что там – она, единственная из всей стаи, пережила встречу с отрядом людей!.. И все лишь потому, что не бросилась на них, сломя голову, а трусливо забилась в старую бочку, которая валялась неподалеку. Голос хозяйки, звучащий внутри черепушки, настойчиво уговаривал крысособаку покинуть убежище и атаковать человека с шестеренкой, но страх оказался сильней.
И, по иронии судьбы, именно трусость позволила твари добыть амулет, столь необходимый ее новой покровительнице. Замерев, буквально превратившись в статую, крысособака из своего убежища наблюдала за тем, как двое людей закапывают вожделенную шестеренку в землю. Хозяйка снова мысленно требовала напасть на них, но в руке у одного из дружинников был огнестрел, а у другого – меч, и тварь не решилась показываться наружу. Крысособака надеялась, что люди скоро уйдут и амулет можно будет получить без боя.
Так в итоге и вышло.
Дружинники пошли к дому, а тварь, не веря своему счастью, поползла к свежему схорону. Лохматой мордой отодвинув в сторону кирпич, она споро вырыла амулет из земли, схватила его в зубы и бросилась наутек. Люди ее все‑таки увидели, но стрелять не стали – наверное, пожалели снарядов, а, может, они у них и вовсе закончились. Как бы то ни было, даже теперь крысособака не могла расслабиться. В голове, помимо зова хозяйки, пульсировали и другие мысли – в частности, тварь боялась, что уже на подходе к дому ее подкараулит какой‑нибудь рукокрыл и, схватив добычу в лапы, унесет в свое треклятое гнездо, чтобы там сожрать.
В московской Зоне никогда нельзя расслабляться. Кем бы ты ни являлся, огромным био или крохотной крысособакой, против того же Поля Смерти все были равны.
«Иди же ко мне, моя хорошая», – пропела хозяйка в голове у твари, и та невольно перешла на бег.
Надо как можно скорей принести ей амулет! Крысособака знала, что ничего важней этого нет. И пусть в ее теле было бы с десяток пулевых дыр, а из всех ног шевелилась бы только одна задняя, она все равно продолжила бы на последнем издыхании ползти к достопамятному зданию, где с недавних пор находился ее дом.
Дом…