Каменный круг, вырезанный людьми, заполненный фигурами в рыжей одежде. С десяток «рыжих», явно жрецов, в ярко-оранжевых хламидах с высокими колпаками, со свисающими с шей длинными лентами, исписанными неведомыми пластуну рунами. Жаровня, огромная, в виде кричащего человека, в которой сейчас что-то шкворчало, распространяя запах горелого мяса. Хотя почему что-то? Дунай нисколько не сомневался в том, что горело внутри полыхающего огня. Жертвы, которые приносились здесь, тоже были понятными. И тех, для кого их приносили, пластун тоже увидел сразу. Несколько статуй, находившихся прямо под Дунаем и которые он рассмотрел очень хорошо.
Те стояли по краям высокого, помоста. Пять фигур, венчающие пять точек, образующих края звезды. Ее линии, вырубленные в камне, блестели чем-то темным, что Дунай смог сразу определить по запаху. Его-то ни с чем не перепутаешь, этот тяжелый, отдающий гнилью аромат пролитой здесь намного раньше крови. Ровные и прямые линии, наполненные багровым соленым содержимым, складывались не просто в звезду, пересеченную тремя разными по размеру окружностями. Пластуну сразу вспомнилось ее, перевернутой и окольцованной, предназначение. Культ Властелинов Колец строился на демонах этой дьявольской пентаграммы. Память тут же подбросила понимание трех кругов, вернее – трех Колец: Садовое, МКАД, Третье Транспортное. Созданные для передвижения и перевозки, ставшие тремя непроходимыми рубежами обороны, они превратились в страшную новую религию. И ее боги, которых Дунай не назвал бы этим словом и под пытками, смотрели на преклонявшихся перед ними людей.
Неведомые искусники смогли создать прекрасные образы, пластун мог бы и восхититься ими, такими живыми. Если бы не то, какими они были. Но не отнять – статуи казались совсем похожими на теплых, чуть ли не дышащих людей. Казалось, вот-вот, и те, покрытые красками, цветными камнями и красивой чеканкой по металлическим частям, оживут.
Женщина, нагая и роскошная, с полными бедрами, высокой грудью и алыми глазами. Где «рыжие» взяли камни для глаз, как отполировали для такого блеска – какая разница? В свете от пламени десятков светильников те блестели незапекшейся кровью, стекавшей от них вниз, по губам и подбородку к ложбине между тяжелыми грудями. Короной торчащая вверх и чуть назад копна волос. И выходящие из спины выгнутые щупальца, заканчивающиеся остриями, напоминающими конечности насекомых. Дунай сплюнул, только завидев этакую пакость. Экий срам, прости Отче Перуне. Нет, женщин Дунай нисколько не чурался и ходил, бывало, к веселым девкам прачкам, где и оставался частенько на ночь. Но это вот высеченное в камне идолище внушало отвращение своим бесстыдством, распущенным видом, широко разведенными бедрами. Остальные статуи тоже не внушали никакого почтения.
Скелет в черных латах, с двуручным мечом и в рогатом шлеме. На белом круге, вписанном в его лоб, Дунай увидел руну, похожую на перевернутую букву «м», и четырехконечное изломанное громовое колесо, такое же, как оберег друга пластуна Ратибора. Поморщился, понимая, что придется рассказать тому про извращение, что сделали со светлым знаком солнца. Это же надо до такого дойти, чтобы на идола, которого мазали кровью жертв, цеплять знак светила, прячущегося за облаками. Нет-нет, сам Дунай теперь вряд ли смог бы для себя очистить символ и применять для защиты.
Алый, как кровь, демон с бараньими рогами. По плечам, груди и животу статуи шли широкие полосы шипов. В шуйце, левой руке, тварь сжимала круглый щит. Щит по краям был украшен красной и белой полосами, а в центре круга красовалась оскаленная звериная морда. Отвратная тварь, что-то неуловимо напомнившая пластуну.
Следующий идол со странным хоботом и большими круглыми стеклами на глазах, украшенный связками маленьких детских черепов. Вооруженный чем-то, в чем Дунай не без удивления узнал автомат Калашникова. Пусть и со странным прикладом, явно сделанным из дерева и покрытым узорами. На груди демона красовался желтый круг со вписанной в него эмблемой радиоактивной опасности. Идущие поверх эмблемы странноватые буквы, явно не русские, разделенные точками, пластун не разобрал, как ни старался.
И последняя статуя, выполненная также красиво и живо. Священник с явно автоматическим оружием, снабженным дисковым магазином снизу. В коричневой рясе, с вилами в левой руке. На зубцах вил, насаженная обрубком шеи, красовалась чья-то искусно сделанная голова. Свет от факела стоявшего рядом жреца упал как раз так, чтобы Дунай увидел даже аккуратно вырезанные очки на кажущемся юным лице и шрам в форме зигзага на лбу.