Кремль

— Чувствую себя как пилот «Формулы I», который взлетает на вершину холма со скоростью триста километров в час и попадает в густой туман — ничего не видно. Да, я возмущен — но не обеспокоен.

— Чем возмущены?

— Отношением к финансам, особенно американских банков. Только прибыль, прибыль! Заработай любой ценой!

— А разве вы не хотели заработать?

— Мы, промышленники, хорошо понимаем, что во всем виноваты банкиры.

— Чего вы ждете от мировых лидеров?

— Государства колеблются между двумя решениями: или дать законам рынка работать, или осуществить мягкую национализацию. А пока рынки продолжают рушиться.

— Какой выбор устроил бы промышленников?

— Избавьте нас от нечистоплотных банкиров. Набрали токсичных активов! Пусть сами с ними разбираются. Не следует тратить деньги налогоплательщиков, чтобы спасать никому не нужные банки. Мы хотим обсуждать финансовые проблемы с государством напрямую.

«И напрямую получать деньги, — продолжил мысль Громов. Ему показалось забавным, что промышленники обличают банкиров. — Нашли мальчиков для битья. А куда вы, господа, свои денежки пристроили? Их что, у вас насильно отобрали, или вы сами спрятали их в офшорных гаванях?»

Глаза смыкались, но заснуть он не успел. В номерах и коридорах гостиницы панически загалдел невидимый голос:

— Пожарная тревога. Просьба покинуть номера. Лифты не работают. Пользуйтесь лестницами.

«Еще лучше! Сначала циклон. Теперь пожар». Громов быстро оделся, захватил документы и деньги, а также бутылку воды — на всякий случай — и вышел в коридор. Из номеров появлялись заспанные постояльцы. Но дымом не пахло.

— Мужчина, — услышал Громов манерный голос и обернулся. — Вы не подскажете, как отсюда выбраться?

Густо подведенными глазами в упор смотрела высокая стройная женщина лет тридцати в облегающей кожаной курточке с большим вырезом и узкой юбке, похожей на мини-шорты. Одежда не вызывала сомнений в профессии дамы.

«Не живет в гостинице. Провела здесь ночь. Даже не знает, где лифт и лестницы», — заметил про себя Громов и с присущей ему вежливостью проводил женщину к выходу на первый этаж.

И чуть не столкнулся с Игорем Ратовым, который спешил навстречу. Бросив оценивающий взгляд на семенящую рядом «жрицу любви», Игорь присвистнул:

— Похоже, ты неплохо проводишь время. А где Марика?

— Она в больнице.

— Что случилось? Прилетел вас искать. Чуть с ума не сошел от переживаний. Не знал, что и подумать.

«А надо было думать. Втравил нас в историю», — молча возмутился Громов.

— Уж не знаю, как объяснить! Цепь несчастий или, наоборот, везения. В Томске нас пытались похитить какие-то люди. Профессионалы, уровень средний. Охотились за Марикой, но я подвернулся…

— И разобрался с ними. Это я знаю. Дальше улетели на Сахалин. Не ожидал, но решение правильное.

— И попали в циклон. Снежные заносы, природная катастрофа, переохлаждение.

— Не соскучишься. В одном месте руки выкручивают, в другом — снегом засыпают.

— Не засыпали, как видишь. Не получилось. Марика, правда, схватила воспаление легких. Сейчас лучше. Примерно через неделю, если не будет осложнений, сможет вернуться в Москву.

— Я хочу ее видеть.

— И она хочет, Ромео. Соскучилась. Конечно, поедем. Есть, правда, одна незначительная деталь.

— Какая? — насторожился Ратов. Он почувствовал, что друг не все рассказывает.

— Здесь пожар объявили, — с горькой иронией заметил Громов.

— Очень вовремя. Для полного набора удовольствий не хватает именно пожара.

— Ложная тревога. Пожар не предусмотрен. Сегодня по крайней мере, — вмешалась ярко наштукатуренная дама и томно улыбнулась.

* * *

Громов проводил Игоря в больницу и довел до палаты, где лежала Марика. И сразу ушел в коридор, оставив их вдвоем.

— Бедная моя, настрадалась, намучилась, — ласково шептал Ратов, поглаживая Марику по плечам, укрытым больничным одеялом.

— Да, намучилась. И все из-за тебя, — капризно пробормотала Марика.

— Петр говорил, можно будет вылететь в Москву через неделю. Я еще поговорю с врачом. Как ты?

— Люблю тебя. Только сейчас поняла. Когда мне стало совсем одиноко.

— Так и бывает. Один умный человек сказал: если не узнаешь, что такое одиночество, то не поймешь, как дороги родные люди. Я тоже соскучился.