Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина

— Он о себе вслух никогда не говорил. Это ему несвойственно. Никогда не слышал, чтобы он занимался каким-то самоанализом. Но у него был ярко выраженный советский вождизм. Он же секретарь обкома. Он человек, который считает, что может и должен руководить, что это естественная для него роль. Но при этом о себе не говорит! Это тоже представление о мистичности власти. Советская бюрократия была страшно замкнутая и закрытая. Мы ведь видели только портреты, и эти люди старались вести себя как портреты даже между собой. Достигнув определенного уровня, человек ведет себя особым образом — мало говорит и произносит только лозунги, отдает руководящие указания — в том числе своим детям. Почему в этих семьях было много наркоманов и пьяниц? Потому что у них не было нормального общения с родителями, в семье не было отца или деда, а был член политбюро. Внуки и дети не знали, что думает отец или дед... У Бориса Николаевича это тоже есть. Хотя в своей семье он нормальный папа и дедушка, я это видел...

— И все-таки он, наверное, думал о себе: «Это я построил новую Россию»? — спросил я у Георгия Сатарова.

— Сложно ответить. Ельцин — человек, который не признавал местоимения «я». Это особенно заметно по его выступлениям. Когда я стал участвовать в подготовке его речей, один из первых уроков, которые мы получили: «Ельцин не любит местоимения «я». Это проявлялось и в общении. Он про себя очень не любил говорить. Мне просто трудно вспомнить, чтобы он произнес: «Мне это неприятно». Когда нужно было сказать о себе, он говорил в третьем лице — «президент». Журналисты его на этом ловили — но это не мания величия! Это совсем другое! И о своих чувствах, эмоциях он не говорил. Так что можно только строить предположения.

— Когда он разговаривал с окружающими, видно было, что Ельцин всякую минуту помнит, что он — президент?

— Да, безусловно. Это часть его игры. «Я первый президент России и поэтому должен быть именно таким».

— А это сознание собственного величия переходило в обычное начальственное барство?

— В личном кругу, среди помощников, членов президентского совета, я этого не замечал. Рассказы такого типа слышал, но это, может быть, касалось самых близких людей, которых Борис Николаевич использовал, — сорвать на них напряжение, разрядиться как-то. Он мог бросить какую-то непонравившуюся бумагу, но не в лицо. Конечно, мог проявить раздражение... Но это видели самые близкие люди.

«Грубости я никогда не видел, — вспоминает Козырев. — Барского, советского хамства тоже не встречал — ни в отношении к себе, ни к другим. Он всегда обращался на «вы» — за исключением редких случаев интимного общения вне работы. И по имени-отчеству. Он вообще не ругается матом. У нас в ряде случаев это просто общепонятный технический язык, а он этого не выносит. В работе с ним было много приятных сторон, установилась более культурная, интеллигентная обстановка, чем в советские времена».

— Звучит удивительно! Всегда считалось, что Ельцин — обкомовский человек, чуть что — кулаком по столу. Или это он не со всеми себя так вел? — продолжаю я беседу с Сатаровым.

— Он же артист, — отвечает мой собеседник. — Умеет играть. Он, может быть, не всегда правильно строит свою роль, но всегда играет. Он, может быть, с нами тоже играл, но то была другая игра — с теми, кого он сам выбрал, кто ему должен помогать. Он иногда любил говорить добрые слова. Например: «Георгий Александрович, я наблюдаю за вашей работой, даже знаю о ней больше, чем вы думаете, и я вами доволен». В этих словах тоже есть своя игра. Но приятно...

В президентском клубе, где собиралось высшее руководство страны — заниматься спортом или ужинать, — Ельцин даже ввел штраф: сто рублей за каждое нецензурное слово. Желающие рассказать скабрезный анекдот сразу выкладывали деньги, а потом веселили публику. Но Ельцин к этому все равно относился неодобрительно, хотя анекдоты любил.

УПОВАНИЕ НА ЧУДО

Все поразились, как легко Ельцин пережил уход на пенсию. Поначалу думали, что он не выдержит, станет приезжать в Кремль, вмешиваться в текущие дела. Ничего подобного Борис Николаевич себе не позволил.

«Знаете, я много раз задумывалась над тем, что будет, когда папа оставит пост, как он это перенесет, — говорила Татьяна Дьяченко в газетном интервью. — Многие же писали, что он вообще не может без власти. Когда любой человек уходит на пенсию, он страшный стресс испытывает, а тут... К счастью, папа оказался сильнее. Заметьте, он ведет себя предельно аккуратно и тактично, хотя при его сильном характере, при его темпераменте ему наверняка хотелось бы высказаться по многим вопросам, что-то прокомментировать».