Кремлевские подряды «Мабетекса». Последнее расследование Генерального прокурора России

Загадка раскрылась случайно. Опытные сотрудники военной прокуратуры сразу обратили внимание на то, что часть присланных документов датирована 4 апреля — в этот день Путин поручил начать сбор материалов. Но ведь на основании этих бумаг дело возбуждено еще 2 апреля! А говорило это только о том, что, не имея ни доказательств для возбуждения дела, ни времени для сбора документов (помните, дело возбуждено в панической спешке, в 2 часа ночи, только по одной видеокасете…), сотрудники ФСБ в такой же спешке начали эти «доказательства» сооружать уже после возбуждения дела.

Поэтому даты под всеми поручениями были срочно переправлены на 1 апреля — переправлены от руки, даже перепечатывать не стали, поленились…

Все это дало Баграеву право официально заявить, что дело сфабриковано и за этим стоит руководство ФСБ.

Я очень благодарен Юрию Муратовичу: он первым признал, что дело возбуждено незаконно и необоснованно и подлежит немедленному прекращению. Это был настоящий поступок.

Не получив поддержки у своего начальника Демина, Баграев проинформировал о своем решении исполняющего обязанности Генерального прокурора Чайку и Совет Федерации. А когда началось неприкрытое давление, собрал пресс-конференцию и обстоятельно разъяснил журналистам свою позицию.

Я очень благодарен ему за слова, которые он произнес в передаче телекомпании НТВ «Глас народа». А сказал он приблизительно следующее: «Я каждый день вижу безысходность в глазах работников прокуратуры, — в глазах тех, кто пытается делать то, что им положено по закону. Я каждый день вижу, как люди теряют веру, вижу, как все больше и больше моих коллег склоняются к мысли: да зачем мне это нужно? Зачем лбом пробивать железобетонную стену? Лучше уж спокойно выполнять то, что мне говорят. Если уж они смогли спокойно проделать такие вещи с Генеральным прокурором, то что же будет со мной, — я-то человек маленький…

На месте Юрия Ильича мог оказаться любой Генеральный прокурор, возбудивший подобные уголовные дела. Правоохранительные органы «подмяты» под власть — вот в чем проблема, вот в чем трагизм ситуации. Речь идет не о законности, — речь идет только о политической целесообразности, — и это самое страшное.

В правоохранительных органах еще сохранился здоровый потенциал, но он утекает, как песок сквозь пальцы. Царит всеобщее настроение отчаяния: зачем заниматься борьбой с преступностью? Это бессмысленно, бесполезно!

Как военному следователю сажать солдата в тюрьму за ящик тушенки, когда разворовываются миллионы, и за это никто не несет ответ? Не потому, что следователи — непрофессионалы, а потому, что им не дают нормально заниматься расследованием!

А если в таком бесправном состоянии правоохранительные органы, — о чем мы можем говорить! Какой подъем экономики может произойти в государстве, захлестнутом коррупцией? Если мы не будем с ней бороться, ничего не изменится, никакие транши нам не помогут!»

Своим объективным выступлением Ю. Баграев завоевал симпатии многих россиян, способствовал укреплению авторитета Главной военной прокуратуры. Но… такие люди не были нужны тем, кто обслуживал интересы «семьи». Этот выпад против власти Баграеву не простили: в рассвете профессиональной карьеры генерал-майор юстиции Юрий Баграев из органов прокуратуры был уволен.

27 августа 1999 года оба моих дела вновь передали в производство Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры. Видимо, произошло это из-за того, что военная прокуратура не оправдала надежд «семьи» — «кремлевское» дело начало разваливаться. Поняв его бесперспективность, Демин, судя по всему, постарался при первой же возможности «спихнуть» его в Генпрокуратуру.

Сразу после этого в Генеральной прокуратуре состоялось совещание. Обсуждался ход расследования имеющихся уголовных дел и дальнейшие их перспективы. Именно здесь особенно зримо проявилась принципиальность и честность еще одного истинного профессионала — начальника следственного управления Главной военной прокуратуры Виктора Степановича Шеина. Отчитываясь по делу, возбужденному по отношению ко мне Кремлем, он без колебаний сказал, что оснований для предъявления обвинения Скуратову нет.

Судя по всему, об этом сразу же было доложено куда следует, и, как мне рассказали потом, уже через несколько дней в стенах прокуратуры состоялся интересный разговор. Вызвав к себе в кабинет начальника Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Владимира Ивановича Казакова, его тезка и начальник Владимир Иванович Минаев, руководитель Главного следственного управления, сказал:

— Скуратову необходимо предъявить обвинение.

Казаков, услышав это, пришел в изумление:

— Но вы ведь были вместе со мной на совещании, там же разобрались, что оснований для обвинения нет!

— Тем не менее, обвинение предъявить надо.

К чести Казакова, сделать он это отказался. Забегая вперед, скажу, что отказался предъявлять мне обвинение и старший следователь по особо важным делам Владимир Паршиков.

Сделал это через полгода некто Пименов…

Официально потерпевший