Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора

23 января 2000 года я выступил на радио «Свобода» с критикой деятельности Путина. Тут же заменили следователя В. Паршикова, который вел мое дело, но отказывался предъявлять обвинения, так как не видел для этого никаких оснований. Дело поручили некоему Василию Пименову, который какое-то время служил в органах военной прокуратуры Казахстана, а затем по чьей-то протекции был принят на работу начальником отдела в Управление по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры РФ. Пименов быстро сообразил, чего хочет от него начальство. С такой «мелочью», как закон, можно было не считаться.

2 ноября 2000 года в очередной раз закончился срок следствия по «кремлевскому» делу. Впрочем, «крайняя» дата была мгновенно передвинута Генпрокуратурой еще на месяц – до 2 декабря. Вместе с тем Кремль, судя по всему, посчитал, что политические цели в отношении меня достигнуты, и уголовное расследование постепенно вошло в обычное русло. Стало понятно, что рано или поздно оно должно, наконец, развалиться. Лишь нежелание публично объявлять о своем полном фиаско заставляло прокуратуру «тянуть» его еще дольше.

Вспомним: 24 августа 2000 года было прекращено расследование эпизодов, связанных с пленкой. Поскольку экспертиза, несмотря на мощное давление, так и не идентифицировала заснятого на ней человека с Генеральным прокурором, Кремль понял, что «выжал» все, что можно, из этой ситуации, и потерял к этой части обвинения всякий интерес. В этот же день с такой же формулировкой – «отсутствие состава преступления» был прекращен эпизод, связанный с получением квартиры. Чуть позднее, 29 сентября, закрыли эпизоды, связанные с написанием художником А.Шиловым двух портретов (моего и моей жены), а также строительством дома отдыха работников прокуратуры в Орловской области.

Расследовать к тому моменту было уже практически нечего. Оставался лишь эпизод с костюмами – последнее, за что двумя руками держалась Генпрокуратура. В конце концов, чтобы избежать ненужных вопросов общественности и показать, что дело против Скуратова имеет какой-то смысл, только на десятом (!!!) месяце расследования, 31 января 2000 года, Пименов предъявил мне полностью надуманное и необоснованное обвинение в злоупотреблении должностными полномочиями, выразившимся в «безвозмездном приобретении 14 костюмов и других вещей общей стоимостью 39 тысяч 675 долларов США».

Удивительное дело: начинали с видеопленки и «девочек» – закончили костюмами. Расследование по костюмам несколько месяцев топчется на месте, новых фактов никаких, и вдруг на пустом месте – обвинение!

О пленке же – ни слова. Добиться какого-либо вразумительного ответа от своих бывших коллег по поводу законности этого обвинения ни мне, ни моим адвокатам так и не удалось.

* * *

8 февраля тот же Пименов выносит постановление о применении по отношении ко мне меры пресечения – подписки о невыезде. Именно в тот момент я получил приглашение из США с просьбой прочесть ряд публичных лекций и провести встречи с юристами.

И тут же у меня изъяли загранпаспорт в связи с тем, что я нахожусь под подпиской о невыезде.

Истинная причина этого – желание не допустить моего выезда за рубеж и таким образом предотвратить встречи с западными коллегами и политиками на фоне разворачивающейся президентской кампании в России. (Я должен был встретиться, в частности, с Бушем-младшим – тогда еще одним из кандидатов на пост президента США.)

* * *

Оставшийся последним «костюмный эпизод» держался дольше всего, дело в этой части было прекращено лишь в мае 2001 года. Так самым бесславным образом завершилось для Кремля «дело Скуратова».