Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора

В Конституции России прописаны нормы, касающиеся тайны частной жизни человека и его личной неприкосновенности, и указано, что распространять такую информацию без его разрешения нельзя. Есть нормы, устанавливающие ответственность за сбор такой информации.

Как лицо официальное Бордюжа должен был соблюсти хотя бы видимость законности! Как человек, пусть даже элементарно знакомый с юридической наукой, Бордюжа не имел права публично распространять изображенное на пленке. При любых обстоятельствах ее содержание уже само по себе является грубейшим вмешательством в интимные подробности личной жизни человека. И здесь нет разницы, идет ли речь обо мне или о ком-то другом – это все равно, что (да простят меня за сравнение) делать видеосъемку человека, сидящего на унитазе.

Бордюжа, если бы он действовал по закону и кодексу офицерской чести, должен был либо уничтожить анонимную видеопленку, либо позвонить мне и сообщить, что, дескать, принесли вот такую пакость. Но как соблюдать закон, если цели преследуются совсем другие?

Бордюжа ничего этого не сделал. Как человек, как военный он, с моей точки зрения, этим поступком себя дискредитировал. И в первую очередь тем, что согласился участвовать в этой провокации. Проще говоря, выполнил заказ «семьи». Не знаю, осознал ли он свою ошибку…

Наверное, все же что-то понял, поскольку начал юлить, лгать. Как я уже сказал, на первом допросе он «признался», что нашел пленку на столе. Потом, поняв абсурдность своего заявления, – кто же может подкинуть пленку главе президентской администрации? – признался, что получил ее от начальника собственного секретариата. Следствие, кстати, так и не удосужилось допросить этого человека… Ну а позднее, в кулуарных разговорах, в беседе с одним из знакомых мне людей, Бордюжа честно сознался, что пленку ему вручил сам Ельцин. Вот это уже было, как говорится, ближе к истине.

Я убежден, что Бордюжа не тот человек, который взял бы на себя такое серьезное решение, как шантаж Генпрокурора и попытку его освобождения от должности, – он действовал с санкции и благословения Ельцина. Лишним подтверждением тому служит тот факт, с какой быстротой было подписано мое заявление об уходе: в 16 часов мы с Бордюжей встретились, около 17.30 разошлись, а рано утром, когда я к нему приехал еще раз, Ельцин уже заявление подписал. Ясно, что президент этого заявления ждал с нетерпением.