Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора

И тут я невольно подумал: а не вызвал ли Демина к себе Бордюжа или кто-то из кремлевской администрации? С чего бы обычно тихому и послушному Демину так воинственно противиться? На душе стало совсем тоскливо: раз так все складывается, придется мне ложиться в ЦКБ.

Я позвонил своему лечащему врачу Ивановой и сказал ей:

— Наталья Всеволодовна, я неважно себя чувствую, хотел бы лечь в больницу.

Вечером я приехал в Архангельское, на дачу, и там, отбросив в сторону все эмоции, постарался проанализировать ситуацию. Ведь когда шла беседа с Бордюжей, когда крутилась пленка, моему внутреннему состоянию вряд ли кто мог позавидовать — любой, окажись на моем месте, запросто потерял бы способность соображать, в этом я уверен твердо; не очень соображал и я. Мне просто хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось.

Одно было понятно: состоялся, скажем так, показательный сеанс шантажа. Один из его участников известен — Бордюжа. Но волю он исполнял не свою — да Бордюжа и сам этого не скрывал, — чужую волю. Ответ я уже себе дал: за спиной Бордюжи стояли силы покрупнее. Скорее всего — Березовский. Но только ли он?

И тут меня как молнией ударило: дело «Мабетекса» — вот где ответ! Я вспомнил звонок Карлы дель Понте, сделанный ею по простому городскому телефону. Наивная, могла ли она предположить, что телефон Генерального прокурора великой державы могут прослушивать! А то, что было именно так, в этом у меня сомнений уже не было. О разговоре сразу же доложили если не самому президенту, то как минимум Татьяне Дьяченко и Бородину.

Теперь все становилось на свои места и выстраивалось в логическую цепочку: дело «Мабетекса» хотят замять, а меня просто убирают как человека, который «непонятлив до удивления» и не хочет исправляться. Пленка же, сфабрикованная, смонтированная, склеенная — обычный инструмент шантажа, а Бордюжа — простой соучастник преступления.

Та ночь у меня выдалась бессонной, я так и не смог заснуть до самого утра.

Утром я сказал жене:

— Лена, похоже, началось… Помнишь, я тебя предупреждал? Против меня раскручивается грязная провокация.

— Уже? — недоверчиво спросила жена.

— Уже. Держись, Лена! И будь, пожалуйста, мужественной!

Легко произносить эти слова, когда над тобой не висит беда, но можете представить, каково было в те минуты мне и моей жене? Пока это касалось только нас двоих, но через несколько дней это будет касаться всего моего дома, всей семьи.

Ну что мне могла ответить жена? Да и каких слов я ждал в тот момент? Мне было ее ужасно жалко: ведь я понимал, что в разгорающемся скандале ей наверняка будет еще тяжелее, чем мне.

Я стал собираться в больницу, взял с собой необходимые вещи, спортивный костюм, вызвал машину. Бессонная ночь подтолкнула меня к одному решению: надо встретиться с Бордюжей еще раз.

По дороге, прямо из машины — на часах было восемь утра, — я позвонил ему в кабинет. Бордюжа находился на месте.

— Подъезжайте! — коротко сказал он.

— Николай Николаевич, — сказал я ему в кабинете, — то, что вы совершаете, — преступление, для которого предусмотрена специальная статья Уголовного кодекса. Независимо от того, каким способом была состряпана эта пленка, — это особая статья и подлинность пленки надо еще доказывать. Вы добиваетесь моего отстранения от должности и тем самым покрываете или, точнее, пытаетесь скрыть преступников. Делу о коррупции, в частности делу, связанному с «Мабетексом», дан законный ход. Я говорю это специально, чтобы вы это знали.

— Юрий Ильич, поздно, — сказал мне Бордюжа. — Ваше заявление президент уже подписал. Так что я советую вам спокойно, без лишних движений уйти.

В тот момент я еще не был готов к борьбе, сопротивление внутри меня только зрело, и нужно было какое-то время, чтобы оно сформировалось окончательно. Честно говоря, я даже не предполагал, что президент подпишет заявление «втемную», не вызвав меня, не переговорив, не узнав, как все было на самом деле. Не думал я, что с чиновником такого ранга, как действующий Генеральный прокурор, могут обойтись так непорядочно, как это сделал Ельцин: даже не позвонив, не спросив, в чем дело, он просто вычеркнул меня… А я, наивный, считал, что нас связывают не только добрые служебные, но и добрые личные отношения.

Это был еще один удар. Позже, приехав в больницу, я понял, что президент с этими людьми — Березовским, Бородиным, Татьяной Дьяченко — заодно. И надежда на то, что президент «поймет» и «разберется по справедливости», умерла едва родившись. Нет, не будет он этого делать — своя рубаха, как говорится, к телу ближе. Слишком уж «жареной» оказалась у меня в руках информация, чтобы позволить ей выйти наружу. Слишком уж близко я подобрался к их тайнам, чтобы позволить мне и дальше «раскручивать» компрометирующее Кремль дело.