Потом он видел перед собой в слабом, проникавшем с улицы свете небольшую тумбочку с допотопной лампой. В ухо ему устало дышала Ирочка. Он снова думал о том, что произойдет, если вдруг охрана обнаружит их на кровати Ленина, занимающихся столь важным делом. Страх и кураж владели им. Конечно, худо будет, если поймают. Но кто еще похвалится, что проделывал такое на кровати Ильича? Ленина! Пусть. Даже если поймают. А Ирочка шептала: «Я хочу еще…»
– Да что вы, в самом деле? – с досадой произнес Ленин. – Было, и ладно. Нельзя же все время… по пустякам.
Вы послушайте. Догадка моя такова: абсолютно все следует воспринимать как проявление неотвратимого. То есть те люди, которые были расстреляны, погибли в ходе гражданской, умерли от голода, так или иначе погибли бы. Им суждено было погибнуть. Поймите, Россия это судьба. Если человек родился в России, значит, ему суждено было родиться здесь. Значит, ему предопределены особые испытания.
Прозвучавшее показалось Кривенко очень верным. Разве сейчас, в эти дни, в России не творится Бог знает что? Чем все кончится, если опять дойдет до смены власти? Да и раньше бывало всякое. Кривенко помнил, какое испытание чуть не устроила ему судьба недавно, в апреле, когда проходил всенародный референдум, и его назначили ответственным за Юг России. В хорошеньком бы положении он оказался, если бы результат не устроил нынешних начальников. Слава Богу, обошлось. Зато через два дня после этого, когда они отмечали в узком кругу успех, он, как бы в награду за все волнения, получил приз. Пышное тело Светланы Павловны давно его влекло, но все не удавалось завести с ней роман. А тут Кривенко взялся подвести ее домой и зашел ненадолго в гости – попить кофейку. Самое время было попытать счастья. И когда он, пройдя в гостиную, услышал: «Сергей Владимирович, чувствуйте себя как дома», тут же среагировал и как бы в шутку ответил: «Хорошо. Но только при условии, что мы с вами на «ты». И что вы, коль я как бы дома, в одном халатике, а я делаю с вами то, что делает с хозяйкой дома тот, кто дома». Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она спокойно вышла и минут через пять вернулась в халатике. Он знал, что под халатиком – ничего. Медленно расстегнув пуговицы, он принялся целовать ее груди, потом упругий живот. «Может быть, мы продолжим в постели?» – мягко спросила она. «Да», – ответил он и снял с нее халатик. Ему непременно хотелось посмотреть на нее голую. Он давно мечтал об этом.
Водитель терпеливо ждал тогда перед домом, пока он доказывал Светлане Павловне, что имеет к ней серьезный мужской интерес.
– Вы опять? – с великой досадой произнес Ленин. – Батенька, да соберитесь вы. Послушайте, наконец. Я про испытания, которые предопределены каждому. Россия – это испытание. Как относиться к нему? В Библии сказано: «Кесарю – кесарево, а Богу – Богово». Это и есть главный принцип – в любой ситуации отдавать Богу Богово. То есть, сохранять в себе человеческое. Несмотря ни на что. Можно сказать, что каждый должен совершить свой подвиг победы духовного над материальным.
Он был совсем не страшен, призрак Ленина. Кривенко нутром чувствовал: его не надо бояться.
– А Бог есть? – спросил вдруг Кривенко.
– Есть, – без колебаний ответил Ленин.
– Вы же не верили.
Ленин виновато промолчал.
– А еще гений, – с осуждением сказал Кривенко.
Пауза была долгой. Призрак вождя задумался.
– Поймите, – тихо проговорил, наконец, Ленин, – это было испытание, данное мне. Безверие в Бога. Но я все равно верил. В возможность справедливого устройства мира. В торжество угнетенных. В равенство достойных.
Он действительно был не страшен, этот призрак, помешанный на каких-то идеях. Устроившись поудобнее, Кривенко проговорил с благосклонностью в голосе:
– Так что вы хотели мне сообщить?
– Я хотел сказать о России, – оживился Ленин. – По-моему, ее особое предназначение в следующем: если действительно жизнь дается для преодоления испытаний, то проще пройти их в России. Она, Россия – особое испытание. И в далеком прошлом. И не в очень далеком. И в настоящее время. Иными словами, здесь проще одержать победу над своими слабостями.
Тут Кривенко заподозрил неладное:
– А почему вы говорите: если? Про догадку чего-то упоминали. Вы что, не знаете наверняка?
– Нет, – расстроено произнес Ленин. – Я в том состоянии, когда еще недоступна абсолютная истина. Я привязан к этому дому не только физически, но и в плане возможностей. Должен рассчитывать только на свои силы… – он спохватился. – Но это ничего не значит. Я уверен, что я прав. И хочу поделиться, чтобы помочь.
– Один раз вы нас уже обманули, – назидательно произнес Кривенко. – Звали к счастью. А что в итоге?
– На этот раз я не ошибаюсь. Я уверен.
– Как знать, как знать… Где гарантия, что вы опять втянете нас в какую-нибудь историю?
Беспомощное выражение выскользнуло на лицо вождя.
– Батенька, я всего лишь предлагаю особый взгляд на Россию. Что тут бояться?
– Вред как раз от всяких идей, – весело поучал Кривенко. – С них все и начинается. Овладели умами, и пиши пропало. Вот вам и вторичность идеального.
Ленин молчал.