– Ты, Никто, есть пока никто. Нечаянно пригретый славой плешивый щеголь, враг труда. Но тебе будет оказана великая честь – принять скипетр и державу. Пока просто подержать, так что ты о себе много не думай. Мы всегда рядом и будем знать о каждом твоем шаге, помни об этом. Раньше думай о Родине (о нас и наших активах), а потом – о себе. Иначе коллектив тебя накажет…
Присутствовавшие по очереди подходили к новобранцу, хлопали по плечу и говорили напутственные слова: чтобы старших уважал и про общак не забывал.
На следующее утро Абрам Борисович представил наследника царю Борису. Тот одобрил:
– А что, почему бы и нет. С лица воду не пить, главное – чтобы семейными ценностями дорожил…
И вот настал последний день царствования царя Бориса. Постельничий, который принес ему в опочивальню традиционный утренний стакан рассола, уже глядел без почтения. Стража в коридорах тоже не вытягивалась во фрунт. Сбитого летчика накормили в столовой вчерашней яичницей, и пошел он к выходу – в новую для себя, непривычную и пугающую жизнь. Возле дверей отирался Никто. Борис взял его под локоток, вывел на крыльцо и объявил собравшейся внизу толпе:
– Я устал, ухожу я от вас. Вот мой сменщик. Вы не смотрите, что ростом не вышел. Ведь для нас, царей, шта главное? Не рост, а вот, – Борис сжал кулак, – карательная функция. А с этим у него порядок. Любить его не обязательно, а вот бояться – надо…
Борис расчувствовался, обнял преемника и капнул ему на макушку скупой старческой слезой:
– Береги царство!..
Так Никто перестал быть никем. Напялил корону, схватил скипетр и державу: свершилось!
Распрямился он, вширь раздался. Оголяет торс, летает на аэроплане, гребет на галере, борется с медведем (дрессированным, но это секрет), принародно гнет подкову (подпиленную), ездит с ряжеными на двуколке, скачет на коне, размахивая мечом и делая героическое лицо. И народ впадает в экстаз: вот царь так царь, не то, что тот алкаш, который ничего тяжелее стакана держать уже не мог!
Чует новый царь любовь народную и понимает: планида его – как можно дольше усидеть на троне, для чего конкурентов надобно уничтожать и предотвращать появление новых. И по мере сил со своей гоп-компанией отжимать у прежней гоп-компании ресурсы, ради сохранения которых он и был Семьей когда-то посажен на трон.
Царь начал городить вертикаль. Это такое государственное сооружение, когда каждый вышесидящий гадит на голову нижесидящего, и так – до самого низа, до распоследнего писаря присутственного места в глухой губернии. Кстати, о губерниях. Их, на взгляд нового царя, было слишком много, и возникали трудности в управлении. Некоторые губернаторы, сидя в своих вотчинах, уже начинали своевольничать: мол, мы сами по себе, а Москва – сама по себе. Так недалеко и до неплатежей в государеву казну.
Особо доставал царский центр один горец. С ним и воевали, и к порядку принуждали, и увещевали – бесполезно. Тогда решили применить самый последний и решительный способ, супротив которого нет пока еще приема: забросать врага деньгами. Испокон века с горцами воевали, и все обычно кончалось вот этим. И потянулись в горы подводы с золотом, ассигнациями, соболями и самоварами. Горец притих. Еще бы: попробуй, переработай такую груду ценностей. Уж он и фонтаны из самоцветов сооружал, и дворцы с позолотой строил, а деньги все не кончаются. Столько дел навалилось – не до кинжала. Так и продолжается с тех пор: только вдруг горец голову поднимет – бац, сотня подвод с дарами от царя.
Чтобы таких непоняток больше не было нигде, самодержец распорядился создать несколько кучек из губерний, а во главе каждой кучки поставил надзирателя – проверенного человека, из своих, из борцов или жандармов. Они гоняли ссаными тряпками расслабившихся губернаторов, выжимали из них подати, доводили решения престола и контролировали их выполнение.
После губернаторов царев гнев обратился на купчин – олигархов. Эти пострашнее глав губерний были, потому что при деньгах. А за них в нашем Отечестве, как практика показывает, могут и мать родную продать, и царя свергнуть. Вот и отправились по фабрикам и мануфактурам проверяющие из царских инспекций, перед которыми была поставлена одна, но важная задача: найти у олигархов что-нибудь. Не важно, что именно, но найти.
Первым за кордон убежал самый хитрый – Абрам Борисович. Осел на берегах Туманного Альбиона, вел размеренную жизнь старого, отошедшего от дел интригана международного класса, пока однажды не случилось то самое полотенце в ванной. Кто бы это мог устроить?..
Потом пришел черед нефтепромышленника по кличке Хведор. Промысел у этого купчины был знатный, нефть рекой лилась. И вот чего ему не хватало? Полез в политику, речи стал крамольные вести: дескать, разворовали все в царстве, надо с коррупцией бороться и с ее причинами, жизнь налаживать, как в презренной Гейропе – справедливую и счастливую. Начал деньги давать вольтерьянцам разным – мол, хочу, чтобы все по-честному, чтобы каждый мог дверь пинком в Думу открывать.