Кремлевские войны

Алмазов закрыл дверь и направился к выходу из министерства. По дороге он прикрепил к уху кругляш blue-tooth, включил телефон и позвонил Насте: надо было уточнить детали сегодняшнего вечера. Предполагалось, что Егор подберет девушку возле ее офиса (она работала дизайнером в одном из рекламных агентств) и они вместе направятся смотреть новую выставку соц-арта на «Винзаводе». А уже оттуда поедут к Егору на квартиру, где проведут ночь.

Приятный разговор с Настей продлился до самой стоянки, где был припаркован алмазовский «Ситроен» (даже в выборе машины он проявил оригинальность). Выяснилось, что планам молодых людей ничто не мешает, надо было лишь уточнить кое-какие детали, например меню совместного ужина.

Продолжая беседовать с Настей, Алмазов вырулил со стоянки и покатил к площади трех вокзалов, где находился ее офис. Основной час пик уже миновал, пробки были умеренные, и спустя полчаса Егор остановился у тротуара, где виднелась стройная фигурка девушки.

Настя впорхнула в кабину, последовал горячий поцелуй (их связь длилась уже полгода, но страсть пока не остывала), и «Ситроен» покатил в сторону бывшего винзавода. Настроение у обоих было прекрасное. По дороге Настя рассказала смешную историю про очередного заказчика – какого-то нувориша, на чем-то внезапно разбогатевшего, прибывшего из глухой провинции в Москву и пожелавшего отделать свою пятикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте с европейским шиком – но при этом обязательно с березками и хохломскими узорами.

– Я думала, они все в 90-х остались, эти мужики в малиновых пиджаках, – закончила девушка свой рассказ. – А вот еще откуда-то берутся.

– Да, этот источник не иссякает, – подтвердил Алмазов. – Все время находятся какие-то шальные деньги, которые легко схватить. Муниципальные подряды, прокладка новых дорог, ремонт старых…

Тут Настя вспомнила, что в районе, где разместился таунхаус Алмазова, нет приличного (по ее вкусу) винного магазина, и велела остановиться у присмотренного ею супермаркета. Здесь она приобрела бутылку французского белого вина и порцию устриц. Теперь уже ничто не мешало отправиться на выставку.

Алмазов зарулил на стоянку возле «Винзавода». Отметил, что большинство мест уже заняты, – выставка пользовалась успехом, и народу собралось много. Об этом говорила и толпа журналистов, топтавшихся у входа, – очевидно, ожидалось прибытие какой-то знаменитости. Алмазов выключил зажигание, открыл дверь, уже собрался выходить…

И в эту минуту случилось нечто непредвиденное. Откуда-то – из-за машин, что ли? – вдруг появились люди в камуфляже, в черных масках, с короткими автоматами в руках. Они выдернули чиновника из машины, бросили его на капот. Руки Алмазова вывернули за спину и сковали наручниками; грубо обшарили одежду, нырнули в карманы, достали ключи от квартиры, телефон, бумажник, права, служебное удостоверение. Он не видел, где Настя, что с ней, но, судя по испуганным возгласам, доносившимся до его слуха, с ней поступили таким же образом.

На какой-то миг в голове Алмазова мелькнула мысль, что все происходящее – это не более чем часть представления, некоего перформанса, связанного с открытием выставки. Но это, конечно же, была совершенно безумная мысль, вызванная видом журналистов с телекамерами, толпившихся у входа на выставку. Нет, происходящее не было каким-то шоу – это все было всерьез. Об этом же говорили слова, которые кто-то торопливо произнес над ухом Егора Алмазова:

– Вы задержаны по подозрению в хищении чужого имущества в особо крупном размере, совершенном по предварительному сговору. Вы имеете право не свидетельствовать против себя…

И еще что-то, еще какие-то права, которые Алмазов уже плохо расслышал, потому что его оторвали от капота «Ситроена», потащили куда-то в сторону и засунули на заднее сиденье другой машины. Тут же с обеих сторон сели люди в камуфляже, и машина рванула с места. Боковые стекла ее были сильно тонированы, через переднее тоже было плохо видно: все загораживала спина человека, сидевшего рядом с водителем. Поэтому чиновник никак не мог понять, куда его везут.

Между тем голова после первого шока начала работать, Алмазов начал осознавать случившееся. «Хищение чужого имущества… – вспомнил он слова, которые кто-то невидимый шептал ему в ухо. – Значит, не взятка… Хотя смешно, какая взятка, я же ничего не брал… Ну и что, что не брал, для них не важно, важно придумать обвинение… А какое хищение? Да, и еще он сказал «по предварительному сговору». Значит, обвинят, что я действовал с кем-то в группе? Но с кем?» Алмазов начал перебирать сослуживцев. Сговор с кем могут ему, что называется, впаять? Ни с одним из них он не поддерживал особо тесных контактов. Так, обычный треп перед началом очередного совещания или при встрече в коридоре. Он ведь по характеру своей работы и не должен был ни с кем особо сотрудничать. Работа у него была сугубо индивидуальная, в ней ценились личные качества: знания, глубина мышления, изобретательность…