Кремлевские звезды

— Погоди, ты же ещё не самбистка, правда? Вот и не торопись, не рвись в бой, хорошо? Жди здесь, я скоро приду.

— Может, лучше в милицию заявить?

— Во-первых, милиция только на станции будет, а, во-вторых, лучше этого избежать. В общем, жди меня, и я вернусь, только очень жди.

Я открываю дверь и тамбур наполняется стуком и лязгом. В детстве из-за этого грохота я боялся ходить из вагона в вагон. Вернее, боялся, но, всё равно, ходил. Я вступаю на подвижную чуть выпуклую, кажущуюся скользкой и неустойчивой, площадку, громыхающую под ногами.

Но сейчас мне не страшно. Нет. Сейчас я на адреналине, и во мне пылает огонь, очень древний и могучий огонь. Это огонь охотника, выслеживающего свою жертву. Огонь преследователя. И огонь мстителя. И ещё я очень зол. Я прилетел, чтобы немного отдохнуть и побыть со своей девушкой, но должен гонять дичь по поездам.

Я иду по вагонам в сторону головы состава. Плацкарт, плацкарт, плацкарт. Туалеты ещё закрыты, но сейчас их уже откроют, значит это может усложнить поиск. А ещё у этого козла может быть свой ключ и он вполне может отсиживаться в гальюне. Это если он спалил нас с Наташкой.

Надо торопиться. Ещё плацкарт. Вагон-ресторан. Красота какая, вот сюда мы и придём, наверное, когда всё закончится. А вот тут уже сложнее обстановка. Купе. У него может быть билет и тогда…

— Простите, пожалуйста, — открываю я первую дверь.

— Извините…

— Прошу прощения…

Открыто, открыто, открыто…

— Извините, я бабушку ищу, она теряется всё время. У неё Альцгеймер… Да, болезнь такая…

— Я из другого вагона, извините…

Прочёсываю все три купейных вагона. Нет. Вот козлина. Затихорился где-то. Приходится поворачивать назад и чесать снова.

— Бабушка не приходила моя?

И снова:

— Бабушка…

Хлопает дверь туалета и… да! Это он. Попался, голубец. Мужик оборачивается и, заметив меня, тут же выскакивает в тамбур и закрывает дверь. Я нахожусь в другом конце вагона и немедленно бросаюсь к нему.

Как назло из купе выходит, крепенький старичок, перекрывает проход и сочувственно начинает расспрашивать о бабушке.

— Простите, я лучше пойду, боюсь, она меня там потеряет.

Кое-как обхожу его и стремглав бегу за карманником. Люди начинают ходить туда-сюда, сновать по вагонам, будто специально пытаясь меня затормозить, но мне удаётся сократить расстояние. Мы проходим ресторан и уже почти все плацкартные вагоны. Он всё ближе и ближе.

Я уже почти настигаю его, но он продолжает удирать. Кажется, это уже предпоследний вагон, так что ему придётся дать бой, как бы то ни было. Я смотрю вперёд, дверь в тамбур открыта. Почему бы не здесь? Моя дичь ныряет в тамбур и резко закрывает её за собой. И, почти тут же я выскакиваю за ним, ожидая нападения.

Но нет, ещё не сейчас, чувствую, мы дойдём до самого конца. Он уже впрыгнул в переход между вагонами и опять захлопывает за собой дверь, я хватаю её и тяну на себя. Я уже, наверное, могу прикоснуться к нему рукой. Дверь впереди открыта, он делает шаг, и вдруг тяжёлая межвагонная дверь с силой обрушивается на него.

Не достаточно сильно, чтобы нанести серьёзный урон, но вполне довольно, чтобы остановить и лишить его равновесия. Он, пошатнувшись отлетает в сторону и я его настигаю. А из-за двери выглядывает взволнованная и возбуждённая Наташка. Напарница, ёлки.

Я, не дожидаясь объяснений, хватаю его за шкирку и, резко рванув на себя, бью головой в челюсть снизу сбоку. Он отлетает к двери, но не отрубается, а хватается за прутья на дверном окне и удерживается на ногах. Более того, выхватывает нож и, оттолкнувшись от двери, прёт на меня, как медведь. Молча, ничего не говоря, лишь издавая тихое рычание.

Ситуация осложняется тем, что пол подо мной ходит ходуном, но ничего, ничего.

— Иди в вагон, — бросаю я Наташке. — Быстро!

Она шмыгает за дверь, и мы остаёмся один на один с этим громилой. Он делает выпад, но чуть оступается из-за качки. Я из-за этого тоже не правильно рассчитываю захват и промахиваюсь, и мы проскакиваем в противоположные углы ринга.

Он снова приближается и делает выпад, но тут уже я не плошаю и захватываю его руку и жёстко провожу болевой, так что он воет и роняет нож. Места мало, но я резко бросаю и херачу его о стену. Он сползает вниз и получает жестокий удар в нос, коленом. Голова отлетает и бьётся о дверь и он наконец-то отключается.

Я проверяю пульс. Жив курилка, но, надеюсь, обойдёмся без призовой игры. Так, где твоя добыча? Его баул валяется рядом, но его я проверю чуть позже. Обшариваю карманы и вот, бинго! Мой портмоне. И даже паспорта ещё не сбросил, видать очень спешил, а может, продать хотел.

Ты ж мой зайчик. В этот момент состав начинает торможение. Вагоны стонут и бьют колёсами по стыкам особенно жалостливо. С этими звуками такое чувство, будто и жизнь замедляется. Открывается дверь и я резко оборачиваюсь, пытаясь заявить, что человеку плохо, но это Наташка.

Глаза её расширяются, как у волчонка, вдыхающего пар, струящийся над добычей. Первая кровь. Практически Рэмбо. Хотя о чём это я, она ведь уже устроила взбучку племяшке. Интересно, та совсем не сопротивлялась?