Он прошел мимо тропинки, в конце которой из кустов выглядывали металлическая сетка ограды, распахнутая настежь калитка и шиферные крыши дач. Идти через поселок ему не хотелось – это означало встречаться с людьми и, быть может, даже поддерживать какие-то никчемные разговоры. Например, про грибы – что вот-де, погода стоит, казалось бы, самая что ни на есть грибная, и рожь уже вышла в колос, а белых все нет как нет, да и сыроежки что-то не торопятся…
Описав длинную дугу лесом, Твердохлебов вышел к заброшенному пионерскому лагерю. Утонувшие в кустах и березовом молодняке двухэтажные корпуса из силикатного кирпича слепо таращили пустые оконные проемы. Все, что можно было из них выломать, было выломано; все, что можно было уволочь, давно уволокли. Кто-то не поленился вырыть из земли даже силовые кабели и трубы – не только водопроводные, но и, черт возьми, канализационные, и теперь среди высокой травы тут и там опасно зияли до половины заполненные тухлой стоячей водой, заваленные мусором траншеи.
Он шел, поглядывая по сторонам, – здесь, в лагере, неплохо росли подберезовики и сыроежки, – но тут уже кто-то прошелся до него, и Твердохлебову попадались лишь белеющие пеньки да перевернутые червивые шляпки. Среди травы и почерневших прошлогодних листьев там и сям валялись яркие шарики – желтые, оранжевые, голубые и даже двухцветные: пустующие каменные постройки облюбовали игроки в пейнтбол, для которых здесь было настоящее раздолье. Они приезжали из города шумными компаниями на трех – пяти машинах, ставили их всегда в одно и то же место на обочине, некоторое время с гиканьем бегали по лагерю, паля друг в друга из заряженных желатиновыми шариками с краской пневматических маркеров, а после, перекусив и обменявшись впечатлениями, уезжали обратно в город. Одно время эти любители пострелять друг в друга (их бы на недельку в Афганистан или, на худой конец, в Чечню, чтоб раз и навсегда отбить охоту целиться в людей даже из пальца) повадились оставлять после себя груды мусора и пустых бутылок, но с этим Твердохлебов разобрался быстро. Пару раз изорвав в клочья покрышки своих дорогих авто на хитро замаскированных в траве, ощетинившихся острыми гвоздями досках, «стрелки» поняли намек и стали убирать за собой, старательно поднимая с земли и увозя в город даже окурки.
В частично заслоненном кустами просвете между двумя лагерными корпусами мелькнул кусочек дороги. Игроки в пейнтбол стояли около своих машин и, пересмеиваясь, натягивали поверх одежды непромокаемые камуфляжные штаны и куртки, примеряли диковинного, футуристического вида шлемы с прозрачными пластиковыми забралами. Камуфляж у них был двух расцветок – у одной команды зелено-коричневый, армейский, а у другой – серочерный, милицейский. До Твердохлебова донесся лающий голос организатора данного увеселения, который, корча из себя большого начальника и крутого парня, с ненужной, сильно утрированной грубостью проводил инструктаж. «Дорвался, козел, – неприязненно подумал об инструкторе Твердохлебов. – Небось вспомнил, как его сначала сержанты в учебке, а потом деды в части прессовали, а теперь отрывается на дураках за их же денежки…»
Продравшись через густую заросль березового молодняка на месте бывшей спортивной площадки, Иван Алексеевич спустился с заросшего косогора по размытой, почти превратившейся в настоящий овраг дороге и свернул направо, к своей даче. Его дом стоял на краю заливного луга, над рекой, и был третьим с краю. Дачи вокруг него пустовали; на одну из них время от времени приезжали хозяева, остальные были заброшены уже много лет подряд. Твердохлебова такое положение вещей вполне устраивало, ибо позволяло жить, почти не видя людей. В самом деле, дачный поселок был, можно сказать, уникальным в смысле малонаселенности; глядя из окна своей дачи, Иван Алексеевич, как какой-нибудь граф, видел заливной луг, реку и лес на другом берегу, а вовсе не уставленные в зенит зады соседей.
В силу перечисленных выше причин Иван Алексеевич немного удивился, увидев стоящую посреди их пыльной и ухабистой, заросшей высокой сорной травой улочки машину. Машина представляла собой белый микроавтобус марки «форд»; приглядевшись, Твердохлебов увидел, что «форд» стоит не где-нибудь, а прямо перед его крыльцом и что из-за его широкой кормы выглядывает краешек багажника какого-то легкового автомобиля.
– Эге, – вполголоса произнес бывший майор ВДВ, командир десантно-штурмового батальона Твердохлебов и, боком скользнув в заросли облепихи, заполонившей пустующий соседний участок, двинулся по широкой дуге, заходя в тыл своей дачи.
Глава 4
Была суббота, десять тридцать утра, когда обуреваемый честолюбием, охотничьим азартом, а также иными как более, так и менее благородными чувствами майор уголовного розыска Свинцов отдал по рации приказ разворачиваться.