Кремлевский джентльмен и Одноклассники

– Есть такое слово, «предатель», сынок, – сказал Отец и пояснил: – Если человек поднимает мятеж. А потом уезжает из страны. И собирается безбедно жить на деньги. Полученные за то, что тут до сих пор земля дымится. То у него может взорваться автомобиль. Это тебе понятно? Прекрасно. А если человек везет оборудование для дейтеривого завода на Ближний Восток, и провозит все мимо, и собирается безбедно жить на деньги… ну, короче говоря, понятно. Он может перепутать дейтерий с сахаром…

– Тот самый завод для небритого ближневосточного друга? – спросил Принц, и убрал с колен мохнатые лапы собаки: – а тот, что я видел в Африке?

– Я не строил завод в Родезии! Мы экспортируем только один завод, второго нет. Кроме вас никто не видел завод в Африке! Четыре прицельных залпа Дзюбы, и самолеты дальней разведки не обнаружили значительного уровня радиации. А тебе может быть известно, что если расстрелять дейтериевый завод на полном ходу…

– И это все? – уточнил Принц: – один завод? И этого хватает, чтобы все твердили, будто Россия экспортирует оборудование для дейтериевых заводов во все страны мира…[13]

Отец крепко хлопнул ладонью по столу. Но звук утонул в мягкой ткани на стенах, и снова только тиканье часов, да стук собачьего хвоста о ковер нарушали тишину.

– Прости, Отец, – сказал Принц: – я вовсе не сомневался в твоих словах. Я уточняю. Тогда еще один вопрос. Почему бы нам не подписать…

– Лондон?! – в голосе Отца послышался каленый металл, от которого даже Принцу стало не по себе.

На какую‑то короткую минуту пришла в голову жуткая мысль, что Отец счел его английским шпионом.

– Лондонский протокол? – уже мягче продолжил Отец. – Запрет сливать неочищенные промышленные отходы, контрафактная продукция, Страгбургский суд, Абхазия, Курилы, транзит нефти? Что там еще от нас требуют, требуют, требуют, как от бедных родственников, которые все куда‑то там лезут, ног не вытерев. У меня пожары! У меня горит полстраны, поселки, города…

– Папа, если бы мы подписали протокол!..

– Ерунда!

Пес прижал уши. Обиженно посмотрел на Принца: ну, я понял, что сахара не будет. И ушел из кабинета.

– Ерунда, – повторил Отец чуть тише, невольно оглянувшись на дверь приемной: – я выполнил твою просьбу, этот Бутов, наверное, честный и, наверное, замечательный, и, наверное, любит внучку. Пусть работает. Через пять лет спросим его, и если хотя бы Северную навигацию наладит, честь ему и хвала. Но грузить мне мозги его пустыми бреднями о климатическом оружии…

– Хочешь, докажу, что они не пустые?

Принц откинулся на спинку дивана. И на секунду Отцу показалось, что они не в Кремлевском кабинете, а на веранде дачи в Комарово. И он говорит сыну «Ты не съедешь на велике к озеру, там песок». А мальчишка, с ободранными уже коленями и локтями, нагловато откинулся и, светя глазами, говорит: «Хочешь, докажу?».

– Докажь, – негромко предложил Отец.

– Сложно, – в тон ему ответил сын.

– Тогда о чем треп?

Принц поднял руку и принялся загибать пальцы:

– Я хочу на день рождения такой подарок. Россия едет на саммит. Россия выступает там с речью. Обычной речью о том, что полностью согласна, но вместе с тем национальные интересы… Ну, ты знаешь. Речь может произнести последний дурак. Но это не все. В обмен на нашу сговорчивость председателем на саммите будет наш человек. Лучше с севера. И лучше, если он лично пообещает полную очистку стоков дейтерия в Окладинске.

– Ты не понимаешь, – сказал, сморщившись, как от зубной боли, Отец: – Окладинский завод и вполовину не волнует Лондон так, как тот, новый, обещанный небритому комику с Ближнего Востока. А придурок, которому мы строим тот новый завод, из принципа не поставит даже чайного ситечка, чтобы очистить стоки. Потому что если он перестанет грозить уничтожением всему человечеству, про него вообще забудут навсегда и надолго. Он диктатор, понимаешь? Вы тут забыли уже, что такое диктатор. А я помню. Потому что я главный диктатор России. Выберут меня в двенадцатом, или не выберут, это неважно – диктатор без вариантов.

Принц выслушал. Подошел к письменному столу. Положил руку на плечо устало сидящего за ним человека и сказал, как ни в чем не бывало, как будто его перебили посторонней, не имеющей к делу, но довольно забавной историей:

– А потом Россия подпишет Лондонский протокол. Но и это еще не все…

* * *

Капитан пограничной службы Чагин вышел из такси и огляделся. Приземистое здание с куполом, очевидно, являлось Таврическим дворцом, традиционной вотчиной партийных и правительственных собраний этого города. На специальных мачтах трепетали маленькие флажки разных государств, и три побольше – флаг ООН, флаг ЕС и российский триколор посредине. Будто стая причудливых тропических птиц взмыла в жемчужно – серое с кофейным отливом местное небо.

В Петербурге такими бывают облака зимой, но сейчас плотная волокнистая пелена неслась по небу в западном направлении. Все небо застилал дым, и слабый, но настойчивый запах горящего торфа преследовал Чагина от самого аэропорта.