Чагин испытывал соблазнительное желание подняться, выйти за линию охраны, купить в аэропорту открытку с видом Исаакиевского собора для Веры, и все, и домой. Из‑за икры. Трудно смотреть на людей, которые с наслаждением поглощают икру. После десяти лет охраны осетров трудно смотреть на рожи, что ее поедают.
Офицер мысленно усмехнулся. Напишу Принцу поздравительное электронное письмо. А Верочку попрошу отправить. Та грустно посмотрит и спросит: «Проверяешь, да?».
Слава богу, байкер нашел куда сесть и все‑таки поднял свое забрало. Лицо у этого грозного типа оказалось бледное, некрасивое и конопатое, было что прятать. Проворный официант поставил перед ним угощение, без икры и тут не обошлось. Подцепив бутерброд рукой в перчатке, байкер немедленно отправил его себе в рот, то есть в шлем.
Блюда из фарфора, подумал Чагин, или одноразовые тарелочки, но и на тех и на других лежит икра. Для тех, у кого течет слюна. Слюна «ну, уж я‑то могу себе позволить» или слюна «случайно сюда попал, обожру сволочей». Вот как у этого парня, запихивающего бутерброд прямо под черный мотоциклетный шлем.
– А сейчас слово предоставляется…
– Это Бутов! – пояснил несносный Курамов. Он больше не чавкал лапшой, зато крутил в ладони два стеклянных шарика, которые мелодично позванивали при соударении: – Это Оюшминальд Бутов, полярник. Знакомство с Принцем сделало его крупной шишкой. Он теперь…
– …Мэр нового наукограда. Человек безусловной честности и бескомпромиссный борец за сохранение отечественных природных ресурсов…
Румяным конферансье при ближайшем рассмотрении оказался летчик – космонавт Филимонов. Он не скупился на поздравления, полные скрытого яду. «Защиту природных ресурсов», он произнес так, будто сообщал, что выступающий до сих пор триумфально играет в солдатики.
Женщина с рыжими волосами захлопала, за ней муж, за ними все остальные. На плазменной панели показали несколько птиц, летящих над скалами вдоль морского берега. То одна, то другая стукались о скалы мощным клювом, кувыркалась и, озадаченно встряхнув головой, снова начинала трепыхать крыльями.
– Это уморительные птицы. Называются топорки, – весело воскликнул профессор Курамов, а когда капитан Чагин обернулся к нему и смерил взглядом, охотно пояснил: – шарики стеклянные, древний буддийский и конфуцианский символ. Используются для медитации и очистки мыслей от всего агрессивного…
Бородатый дядька на трибуне говорил о климатическом оружии. О том, что пожары, и о том, что мы сами себя губим. Говорил очень горячо и аргументировано. Его голос разносился по всему парку приколоченными к деревьям репродукторами. И это составляло приятный шумовой фон для беседующих за столом. На экране стали показывать какие‑то графики, видимо, темпы иностранного инвестирования в город Окладинск, а завершился доклад игривой картинкой – человек протягивает дереву руку дружбы.
– Полстраны в пожарах, – громко сказала женщина с рыжими волосами: – пир во время чумы!
– Катюша, – мягко попросил ее муж.
«Красивая, – подумал капитан Чагин, – ей бы в кино сниматься».
Сергей Вихорь привел еще двоих опоздавших, мужа и жену, и усадил по другую сторону от супругов Щукиных, у тарелок с маленькими государственными флажками республики Латвия. В президиуме сразу возникло некоторое оживление. Худой старикан в неуловимо штатском костюме толкнул локтем милицейского генерала, который как раз было задремал на приятном освежающем сквознячке, и указал на латышскую парочку. Генерал вгляделся, а потом сокрушенно развел руками – что мол, поделаешь.
Кажется, он отказывался арестовывать иностранных гостей непосредственно за праздничным столом.
– … Короче говоря, – как‑то невесело завершил свое выступление полярник Бутов, увидев на экране панораму генеральной застройки Окладинска, выполненную в компьютерной графике, и синюю надпись «Спасибо за внимание!» с кокетливым смайликом, – может быть хоть что‑то получится сделать с экологической обстановкой и глобальной ответственностью. Может, кому‑то это надо… Северная навигация опять же…[14]
Летчик – космонавт Филимонов захлопал, за ним остальные. Бутов поднял обеими руками чучело топорка, поискал глазами Принца, чтобы вручить подарок, не нашел и поставил топорка на бархат.
«А подарка‑то никакого у меня и нет, – подумал капитан Чагин: – приперся, называется, на именины».
Вместо Оюшминальда Бутова на эстраду поднялся худощавый и необыкновенно загорелый артист с фигурой мальчика и лицом мудреца. Заговорщицки подмигнул мигом притихшей публике и негромко, без музыки начал:
Черт знает что. Кругом все задвигались, заулыбались, начали прихлопывать в ладоши. Даже рыжеволосая Катя Щукина не сделала попытки выкрикнуть «позор правящему режиму». Даже латыши оживились, что‑то смутно припомнив.
«Кажется, это называется корпоративная вечеринка, – подумал Чагин: – мне Вера рассказывала».