Кремлевский опекун

Выпив чаю, он вновь с головой ушел в бумаги. Какая-то неведомая сила заставила его вернуться к рапорту с ходатайством о представлении Добровольского к награде. Кажется, ему знакома фамилия начальника особого отдела части, поставившего под ним свою закорючку.

Нет, ну они полные идиоты! Как могли подложить в личное дело офицера это ходатайство? Ведь опытному глазу оно выдает Добровольского с головой. Вместе с командиром части его подписал начальник особого отдела полковник Пряхин. Как он этого не заметил сразу. Хотя тот явно намеренно поставил свою подпись пониже, в углу, чтобы не бросалась в глаза.

Леонид Сергеевич отлично помнил фамилию Пряхина. Она неоднократно фигурировала в материалах секретного расследования, которого потребовала Госдума, о передаче молдавским ополченцам части вооружения Российской армии. Мацкевичу и другим экспертам тогдашнего министерства безопасности поручили дать свое заключение. Тогда Мацкевич не увидел в деле ничего, кроме банального предательства и стремления генералов министерства обороны элементарно озолотиться. Он, как и положено, написал аналитическую записку и передал ее по инстанции. Однако не то что санкций не последовало – в отчете комиссии Госдумы его находке даже не нашлось места. Чему аналитик, в общем-то, не удивился.

На следующий день Мацкевич по своим каналам получил достаточно пухлое досье на Пряхина. Благодаря ему нетрудно было установить, что они с Добровольским закончили одно и то же военное училище, причем в одно и то же время. Но вот фамилия Добровольского нигде в документах на Пряхина даже не упоминалась.

Этому было лишь одно объяснение, в которое Мацкевичу не очень-то хотелось верить: Добровольского не упоминали потому, что его как ценного агента тщательно оберегали для новых заданий. Тогда понятна его командировка в Чечню, где торговля оружием приобрела солидный размах. В противном случае зачем надо было повторно откомандировывать майора в распоряжение Главного штаба сухопутных войск?

Леонид Сергеевич стал нервно шарить по карманам, пытаясь нащупать мобильный телефон. Вечно он его куда-то сунет, а потом не может найти. На этот раз телефон оказался на тумбочке в спальне. Хорошо еще, что лежал на виду, не пришлось набирать свой же номер с городского аппарата, а потом искать, откуда доносится попискивание.

Духон ответил сразу, будто ждал звонка.

– Приношу свои извинения, Александр Павлович! – неуверенно начал отставной аналитик.

– Добрый вечер, Леонид Сергеевич! Не растрачивайте время на реверансы...

– Тогда я прямо с места в карьер: вам о чем-нибудь говорит фамилия Пряхин?

– Говорит! Точнее, покойный командующий четырнадцатой армии не раз ее упоминал, когда я прилетал в Приднестровье. Была там грязная история, за которую генералу дали по голове. В фигуральном смысле, разумеется. А Пряхин, если не ошибаюсь, координировал там продажу оружия ополченцам. Заверяю, это достоверная информация. Только с какого ляду вы вспомнили об этом Пряхине?

– С того, что Пряхин, скорее всего, вовлек и нашего Добровольского в свою авантюру. Есть косвенные данные, что и в Чечне они баловались тем же. Они, кстати, однокашники по военному училищу.

– Криминальная группировка среди офицеров? – Духон от неожиданности присвистнул. – И о чем говорят ваши выводы? При чем тут валдайская история?

– Объяснить пока не могу. Но настораживает тот факт, что Пряхин на тот момент являлся кадровым сотрудником какой-то из спецслужб, скорее всего ГРУ.

– Не хотите ли вы сказать, что и Добровольский... – Духон замолчал, словно не желая довести до конца свою мысль.

– Все может быть. По крайней мере, если он уже выполнял в прошлом их поручения, то почему бы не выполнять их и сейчас?

Мацкевич начал подробно излагать свои умозаключения. Александр Павлович слушал не перебивая. Когда аналитик закончил, его телефонный собеседник глухо сказал:

– Я допускал нечто подобное. Но ума не приложу, при чем тут Валдай, суд и так далее?.. Как нам вообще действовать в создавшейся ситуации?

– Вариантов не так уж много. Прежде всего нам нужно выйти на человека, который был достаточно близок с Добровольским, чтобы судить о нем более глубоко. Это один вектор ближайших действий. А другой?.. С утра меня тряс Бахтин. Требовал фактуру на Добровольского. Что я могу ему дать? Догадки? Умозаключения? Но вот когда вы спросили, что делать, я вдруг подумал, что Бахтину настоятельно пора вызывать Добровольского на свидетельскую скамью. Не знаю, как она там у них точно называется. И там...

– Точно! – не дал договорить ему Духон, угадав, какое предложение за этим последует. – Пусть старик проявит свое мастерство. И в допросе сломает Добровольского. Мне почему-то кажется, что этот бывший вояка и сам не рад, во что влип. Вам так не кажется?