Кремлевский опекун

– Предположительно, в дальнейшем Добровольский собирался удочерить Уфимцеву, – продолжил Гришайло. – Он понимал, что не сумеет по-другому добиться разрешения. В силу уже замеченного моим процессуальным оппонентом, товарищем защитником, соответствующие органы, скорее всего, не дали бы согласия.

– Протестую, ваша честь! – вновь вскочила с места адвокат.

Зуева с удивлением на нее посмотрела, как бы вопрошая – что та на сей раз имеет в виду?

– Предположения прокурора относительно намерений свидетеля ничем не подкрепляются, – пояснила Черняк.

– Вы правы... – на всякий случай судья заглянула в лежащий перед ней листок, – Екатерина Степановна. Однако в самом факте желания удочерить ребенка нет ничего криминального или плохого. Или вы располагаете какой-либо дополнительной информацией?

Судья лишний раз захотела убедиться в том, что за вопросами адвоката ничего не стоит.

– Нет, не располагаю, – сникла адвокат.

– Тогда, если вы не возражаете и если Виталий Титович настаивает, мы не станем вычеркивать его слова из протокола.

Она и сама пыталась понять, к чему это заявление прокурора. Неужели фиксирует дополнительные юридические зацепки, на случай какого-нибудь неожиданного поворота событий? Скорее всего, прокурор уже выстроил свою твердую линию ведения процесса, от которой, чувствуется, он не намерен ни на шаг отступать.

Гришайло продолжил излагать подробности опекунства над Настей, рассказывал о том, как ей жилось в доме Добровольского, как складывались бытовые условия.

– Ей и вправду пришлось нелегко, – констатировал он. – Новоявленный опекун охотно мирился с тем, что девчушка взвалила на себя весь груз домашних забот: убирала, готовила, таскала на себе воду и продукты из магазина...

Зуева видела, что никакой сочувственной реакции у присутствующих его слова не вызвали. Захолустье – не столица, тут детей с раннего возраста приучают вести домашнее хозяйство. Экая невидаль!..

Но вот Гришайло вплотную приблизился к моменту, когда, по его замыслу, пришла пора взяться за Дмитрия Сироткина. Присяжные вновь оживились.

– Ваша честь! Я не случайно начал с изложения фактов опекунства над гражданкой Уфимцевой. Именно она в этом деле потерпевшая. И, заметьте, от чьих рук? Такого же, как она, детдомовского воспитанника, которого сердобольный гражданин Добровольский взял в подопечные раньше, чем Настю. По сути, Добровольский брал ее на воспитание еще и с неизбежной мыслью создать в доме уют и тепло, в том числе и для другого своего подопечного. И чем тот отплатил?! Истинное лицо подсудимого я предполагаю осветить ниже.Сразу после прокурорской речи судья уже собиралась подвести черту под вечерним заседанием, дабы с утра, на свежую голову, дать заседателям вникнуть в суть дела. Часы показывали начало шестого.

Глава 3 Завещание

В дверь настойчиво звонили. Скорее всего, звонивший был на сто процентов уверен, что хозяин квартиры еще спит, и хотел его разбудить.

Несмотря на свой почтенный возраст и страстное желание поваляться в постели, Пьер Тьерри стремительно высвободился из пут белоснежных простыней, которыми был окутан, как куколка коконом. Накинув домашний халат на голое тело, он неохотно пошел открывать.

По старой привычке, оставшейся еще со времен службы в Иностранном легионе, ранний звонок или визит приводил его в состояние боевой тревоги. Даже несмотря на то что его разбудили не в казарме, а всего лишь в скромной холостяцкой квартире в районе бульвара Сен-Жермен, Пьер машинально сунул в карман халата небольшой пистолет марки «беретта». Недаром говорят, привычка – вторая натура.

Тьерри любил свою парижскую квартиру. Поселился он в ней давно, в те, теперь уже далекие времена шестидесятых прошлого века, когда принял весьма лестное предложение возглавить Восточноевропейскую службу политической разведки.

Кому же сегодня он так срочно понадобился? Или это очень смелый, или очень наглый гость, размышлял Пьер, шаркая шлепанцами к входной двери.

Велико же было его изумление, когда за дверью оказался молодой человек в форме посыльного DHL с мотоциклетным шлемом в левой руке.

– Прошу прощения, месье, – пробормотал он. – Вам срочная депеша.

Внушительная внешность пожилого мужчины его явно смутила.

Вместо благодарных слов Тьерри расписался на бланке и дал посыльному евро на чай. Он прошел к письменному столу и, взяв ножницы, аккуратно разрезал сложенный вдвое листок. От каллиграфически выстроенных на желтоватой бумаге букв пахнуло доисторическим прошлым.

В письме оказалось всего две фразы:

«ОСТАЛОСЬ НЕМНОГО. СРОЧНО ВЫЛЕТАЙ».

Тьерри придвинул к себе телефон и, не задумываясь ни на мгновение, набрал номер. Мужской голос ответил сразу.

– Доброе утро, Жан! Надеюсь, ты уже проснулся, – сказал Пьер в трубку. – Закажи мне билет до Монреаля на ближайший рейс. Я бы мог сам позвонить в агентство. Но, знаешь, мне надо, чтобы наверняка. По твоим каналам это будет надежнее. И еще, буду очень признателен, если ты пришлешь машину из конторы. Не хочу оставлять свою старушку на стоянке. Возможно, я улечу, а там дерут за постой три шкуры...