Кремлевский опекун

Тот, словно сбросив с плеч груз, расправил плечи и легко вскочил на сцену, минуя ступеньки. «Будь что будет», – говорил его излишне лихой вид, который никак не был присущ этому человеку.

– Вы знаете, Владимир Андреевич, что ваши подопечные на заре, так сказать, своей жизни жили в Тирасполе, в Приднестровье?

Добровольский удивленно, но тем не менее корректно взглянул на адвоката.

– Нет, не знал, – словно в чем-то сомневаясь и одновременно размышляя, ответил он.

– Странно, – односложно заметил Бахтин, – допускаю, что я ошибся. Тогда ответьте мне на вопрос: чем вы лично занимались в Приднестровье в начале девяностых годов? – Бахтин мельком взглянул на прокурора Гришайло, который что-то старательно записывал.

Судья Зуева вся подалась вперед. Она так же, как и обвинитель, примерно поняла, куда гнет защита, хотя Бахтин сам не был уверен в том, что последует дальше.

Настя сидела по-прежнему безучастная и лишь изредка бросала взгляды на своего возлюбленного, пытаясь по его реакции хоть как-то сориентироваться: плохо или хорошо может обернуться для них происходящее в данный момент в зале. Ее Димка, не отрываясь, во все глаза смотрел на их опекуна, ожидая, что тот скажет на сей раз.

– Я там служил некоторое время, – ледяным тоном сообщил Добровольский.

– Однако защита располагает более точными сведениями. Вы там весьма продолжительное время находились в командировке. Суд может ознакомиться с копией соответствующего документа. – Бахтин передал бумагу секретарю суда, чтобы та отнесла ее Зуевой.

«Ловко, – подумал про себя Мацкевич об адвокате, – хочет убедить Добровольского, что владеет и другими достоверными документами». И не ошибся.

– Более того. Защита располагает сведениями, что по некоторым причинам род ваших тамошних занятий конспирировался под грифом «Секретно». Но вы же понимаете, Владимир Андреевич, что лично для вас это счастье. Манна небесная! – Бахтин картинно вознес руки к небу. – Иначе за эти занятия уже тогда можно было схватить срок.

– Я выполнял приказы руководства, – ощетинился Добровольский. С его лица уже слетела маска бесшабашности и решительности.

– Можете предъявить суду эти приказы?

– Вы прекрасно знаете, что нет, – отпарировал отставной офицер. – Это была секретная миссия, и я не намерен ее обсуждать. Здесь не место и не время.

– Но вы хотя бы сознаете, что, выполняя те приказы, не только нарушали закон, но и поступали безнравственно?

Добровольский предпочел промолчать.

– Ваша честь, возможно, свидетель прав, – видя, что тот не реагирует, изрёк Бахтин, – сейчас не место и не время. Но я прошу занести в протокол мое заявление, что прошлое свидетеля далеко не безупречно, как месяц назад здесь представлял суду товарищ прокурор, а совсем наоборот – безнравственно и постыдно. Следовательно, у попечительских органов не было никаких моральных оснований доверять господину Добровольскому опеку сразу над двумя малолетними детьми. Кроме как в одном-единственном случае: их заставили, обязали, приказали, если хотите.

– Кто? – не выдержала Зуева.

– Лично я пока не знаю. Может, это знает представитель обвинения? Виталий Титович? – Бахтин повернулся в сторону Гришайло.

– Что я? Обвинение руководствуется исключительно материалами суда.

– Вот видите, ваша честь. Обвинитель тоже ждет, когда мое заявление окажется зафиксированным в протоколах суда.

– Если свидетель не будет его оспаривать, – нерешительно сказала Зуева.

– Не будет, – в отличие от нее решительно отчеканил Бахтин, при этом прямо взглянув в глаза Добровольскому.

Уже который раз за этот нескончаемый день вконец растревоженные чувства Владимира Андреевича уносили его в далекое теперь уже прошлое. То самое, которое адвокат, ни на секунду не задумываясь, назвал постыдным.

Глава 19 Сделка

Войдя в казенно унылую по своему убранству тираспольскую квартиру, Добровольский почувствовал – что-то в ней не так. В коридоре, куда не доставал ночной уличный свет, было темно и сыро, как бывает только в давно нежилых помещениях. Володя прошел в гостиную и начал шарить по стене в поисках выключателя. Надо было, конечно, запомнить еще утром, когда только вселялся, где расположен этот чертов выключатель. Не запомнил. Просто было не до этого. Сначала дурацкое похмелье, а потом Аглая, совершенно выбившая его из привычной колеи.

Наконец пальцы нащупали рычажок. Гостиная сразу же заполнилась светом от большой старинной люстры. Стоя лицом к стене, Добровольский каким-то шестым чувством уловил, что в комнате кроме него находится еще кто-то, резко обернулся и... увидел наставленное на него вороненое дуло армейского «макарова».

Быть у кого-то на мушке, сознавая, что можно в любую секунду получить кусок свинца в лоб, состояние, прямо скажем, малоприятное. Отвратительное состояние, и простому смертному остается лишь уповать на волю Господа и молиться за грешную душу свою.