Кремлевский опекун

На следующий день, отправившись в архивный департамент, они, как говорится, на собственной шкуре убедились, насколько прав оказался Кулиев. Кому бы они ни задали вопрос, следовал выразительный жест двумя пальцами, во всем мире означающий одно: надо бы «подмазать». Помощники уважаемого Мереда спокойно наблюдали за этим.

Большей частью документы лежали навалом, никак не систематизированные, а сотрудники, получив причитающуюся им мзду, даже и не думали помогать. Ищите, мол, все, что заблагорассудится, сами. Впрочем, возможно, это было и к лучшему: вряд ли кто из служителей архива имел хоть малейшее представление, как помочь странным посетителям. Тем более что речь шла о давным-давно минувших днях. Другое дело – секреты последних лет. На них было наложено жесткое табу.

Прежде чем идти в архивный департамент, Багрянский и Тьерри попытались разыскать дом номер 75 по улице Красных Партизан, ныне – проспекту Туркменбаши. С домом ситуация оказалась запутанней: то ли его разрушили много лет назад, то ли он сам разрушился в результате землетрясения. Никто ничего не помнил и не знал.

Это наводило на мрачные мысли. Вот так неумолимо течет наша жизнь, часто даже не оставляя за собой ни следов, ни воспоминаний. Десятки, сотни судеб... Где теперь эти люди, кто их помнит? А если кто и вспомнит, что с того? Они ушли и растворились во времени. На смену им пришли другие. Но и они тоже уйдут. К чему весь этот непостижимый здравому смыслу круговорот? Жить надо, пока ты жив, пока ходишь по этой земле. А потом все теряет смысл. Мучения, капризы, амбиции – они кажутся такими мелкими, смешными, когда смотришь на них из вечности. Лишь она, вечность, остается. Остается, поглощая хороших и плохих, питая себя чужими судьбами и надеждами...

А старого дома, который искал Пьер под аккомпанемент своих далеко не безоблачных мыслей, уже давно не было. Не осталось и следов его обитателей, тем более, как говорят, в доме жили одни эвакуированные. Увы, адрес, который мог стать хоть слабой зацепкой, ничего Пьеру не подсказал.

Хотя почему ничего? Кое-что все-таки проступило сквозь толщу ушедших времен, зыбкое, едва заметное, как волны от давно проплывшего парохода. Так, по крайней мере, Багрянский не очень умело успокаивал совсем впавшего в депрессию своего французского приятеля.

По-прежнему не вызывало сомнений, что следы графини Орловой, если они вообще чудом сохранились, надо искать именно в Ашхабаде. В письме своей бывшей соседке по московской квартире она упоминала, что работает в военном госпитале. Значит, если удастся разыскать архив военного комиссариата, там непременно что-то «проявится»: учет военнообязанных в советские времена велся аккуратно и строго, убеждал Лев, а Тьерри лишь соглашался. Он с грустью всякий раз признавался самому себе, что как специалист по России, оказывается, знал о ней далеко не все.