ся и поспать. А утром снова
теребят. Еду, которая с вечера была заготовлена, выбросили, начали готовить новую. Жалко было видеть, как ветчину, красную рыбу, икру в мусорку выбрасывали. Несколько раз готовили вот так, а для кого – неизвестно, никто не приезжал. Кормили нас по первой категории. Спецстол, отдельная посуда и все такое прочее… Но были мы в клетке, Вер! Я старалась выслужиться, думала: отпустят в родную Марьевку, уеду и забуду все, как страшный сон. Только не суждено было моим надеждам сбыться… Через несколько дней ожиданий сказали, что едут гости
. Что тут началось! Обслуга носилась со скоростью бешеных поросят. Генром затормошил всех, задергал. Сразу предупредил: если кто будет ходить с
кислой миной, отправят в карцер – высокий гость не любит хмурых и невеселых, потому что сам веселый и жизнерадостный. Мы старались, как могли, выжимали из себя улыбки. К одиннадцати вечера начали съезжаться черные лимузины. В каждом сидела важная персона и охрана. Столы мы накрыли заранее. Сидели в своем закутке наготове, чтобы выполнить любое указание начальства по первому требованию. Но прошел час, нас никто не беспокоил, пробило полночь – тишина. И только в первом часу ночи поступил сигнал: подать сухого вина и минера
льной воды. Генром водрузил
на поднос и прошептал мне: «Вперед, Настя!» Иду в банкетный зал, ног под собой не чувствую, дыхалка захлебывается, вот-вот упаду, испорчу своим состоянием всю их малину. Но ничего, донесла благополучно поднос, поставила на край стола, разнесла вино и минералку
поближе, а сама свою улыбку насилую. Смотрю, наш главный куратор – Мавр, показывает большой палец, хорошо, значит. Гости между собой о чем-то шушукаются, а самый главный, усатый с трубкой, посмеивается, дым пускает, так внимательно осматривает меня, как первотелку на ярмарке. Спрашивает у Мавра: «Кто такая?» – «Я тебе о ней рассказывал…» -ответил Мавр
и подмигнул мне. Я скорее к выходу, прибежала на кухню и во весь
голос: там товарищ Сталин!.. Генром подскочил ко мне, зажал рот рукой, оттащил в сторону, зашипел со страхом и судорожной дрожью. «Запомни, – сказал он мне,-ты никого не видела и никого не знаешь! Поняла?» Я молча кивнула головой
, села в уголке, задумалась. Подбежали подруги, заговорили, спрашивали меня, кого же нам приходится обслуживать. Неужели Самого!?.. Нет, говорю, девочки, это мне померещилось. И ни о чем меня больше не спрашивайте! После моего похода отправились в зал мои подруги – одна за другой, четко, строго, как на параде.