чего-нибудь! Чтоб помнили». Мавр засуетился, налил. Чувствовалось неладное. Тоста никакого не было. Я проглотила вино. Люстра поплыла перед глазами, закружилась голова, появилась слабость, веки отяжелели, захотелось спать. Сопротивляться слабости не было никаких
сил, я уронила голову на стол…Утром я очнулась
в незнакомой комнате.
Рядом со мной на диване лежал
полуголый мужчина и колол усами мою щеку… Я все поняла и заплакала. Он начал гладить меня по голове, успокаивать, при этом говорил тихо: «Ах, это коварное вино! Ах, это Цинандали! Берет исподтишка! Хоть плачь…» Я рыдала и не могла успокоиться. А он молчал, смотрел в потолок. Потом резко повернулся ко мне и ска
зал: «Хватит дурочку строить! А то определим в настоящую турму! Узнаешь, что такое…»
Мне нечего было сказать. Я не знала, как быть, кому жаловаться за позор и унижение, за обман и слезы. Он долго лежал молча, чувствовал свое неприличие, затем, не сказав ни слова, оделся и вышел. Чуть позже заскочил Мавр, спросил строго: « Ты хорошо себя вела? Хорошо?» Я молча стояла у окна. Слезы меня душили. Во дворе видно было, как суетилась охрана, подавали машины. Наши ухажеры собирались уезжать. «Ты не пер
еживай,– наклонился к моему уху Мавр,– все устроится, все будет хорошо. Главное – чтобы Он остался доволен. Его надо поддержать. Он много пережил за последнее время…» Я осталась одна. Смотрела сквозь решетку во двор, размышляла о происшедшем, о злой черной ночи. Сердце мое плакало. В голову лезли самые страшные мысли. Жить не хотелось… Тут откуда-то появилась Валя. Я уловила е
е потухший взгляд, спросила: и тебя – тоже? Она заплакала. Мы обнялись. Обнялись и плакали навзрыд под аккомпанемент уезжавших машин
…
V
… На улице стояла по
луночная темнота. Охваченный
неожиданной утратой город
, тонул в великом горе. Народ страдал и не мог еще до конца осмыслить тяжелую утрату.
В комнате Анатолия горел свет.
– Работает? – спросила Настя, кивнув на приоткрытую дверь.
– Работает, – вздохнула Вера. – То, что он культей нацарапает за ночь, мне, этот, разбирать и отпечатывать на машинке. Понапихает одного марксизму, этот, терминов непонятных, ломаю, ломаю голову, никак не пойму, иду к нему разбираться. И лекции ему, и статьи,
и рефераты чертовы – все перепечатываю вот этими руками. Дел по самое горло. Лето придет – огород и дача. Мотаюсь из одного края в другой. Выращиваю на