Возвращаясь же к английской брошюре и предисловию Галифакса, надо сказать, что, с учетом того, что оно было написано крупнейшим собственником, это была уже даже не лесть! Но дуче не поддавался!
После 10 мая еще одну попытку проделал Черчилль — уже в качестве премьера он направил 16 мая дуче письмо, где писал:
Никаких «рек крови» между двумя народами пока не текло, и никакого «ужасного ущерба» Италия английскому народу (а не «нефтяным» лордам) нанести не могла по причине слабости. Но был бы ли Черчилль Черчиллем, если бы написал иначе?
Дуче, однако, не поддался и тут! Он напомнил о причастности Англии к антиитальянским санкциям 1935 года и отговорился тем, что честь-де не позволяет ему отказаться от «обязательств, вытекающих из итало-германского договора»…
Для Черчилля, впрочем, это был скорее зондаж, и в этом смысле его затея удалась — стало понятно, что на этом этапе дуче уже не останется в стороне…
Вообще-то получались странные вещи! Муссолини не столько хотел мира, сколько боялся войны.
Гитлер войны не боялся, но хотел мира.
Сталин войны не вел, и мир ему был нужен еще больше, чем Гитлеру.
Война была нужна космополитической части Англии и Франции и — прежде всего — Соединенным Штатам.
Тем не менее дуче — в отличие от фюрера — от антисоветизма не отказался хотя бы на словах.
Но позиция Италии пока особой роли не играла… Все решалось на землях Северной Франции…
ФРАНЦИЯ же в мае разваливалась не хуже Польши… Да и прогнила Франция «двухсот семейств» не намного меньше, чем «гоноровая» Польша. Уже в январе 40-го настроения рядовых французов были далеки от желаемых властями. Наш полпред Суриц сообщал тогда: «В противоположность первым дням войны, когда хотя и слабо, но все же наблюдался известный патриотический подъем, известное боевое настроение, сейчас чувствуются большая апатия и безразличие… В кино при показе кинохроник редко-редко когда услышишь аплодисменты по адресу вождей. Иногда, и то очень редко, еще хлопают воинским частям»..
Да, частям аплодировать не приходилось, хотя — как и всегда в истории людей— кто-то сражался и героически. 16 мая начала встречные бои ударная группа генерала де Голля, ядро которой составила недавно созданная танковая дивизия.
В целом же все и вся проваливалось. 18 мая Гамелен был смещен с поста главнокомандующего и заменен несостоявшимся «героем Баку» Вейганом, вызванным из Сирии.
На Вейгана надеялись — в Первую мировую войну он был правой рукой маршала Фоша, и рукой крепкой. Известен был Вейган и тем, что он «спас Варшаву» в 1920 году в советско-польскую войну, когда сами поляки растерялись уже до прострации,..
Однако спасти Францию Вейгану было не суждено, хотя 29 мая он вступил в командование.
Немцы, осуществляя 29 раз отложенный план «Гельб», рвали фронт, как гнилую нитку. Да и фронта в обычном понимании слова почти не было — настолько динамично все менялось и на картах, и на просторах Франции…
Планы Англии и Франции менялись несколько раз…
22 мая на заседании верховного совета союзников Вейган докладывал свой план контрнаступления.
Гамелен ушел, Даладье отошел от военных дел, и Рейно был одновременно премьер-министром и военным министром. Внешне и внутренне проигрывающий своему английскому коллеге Черчиллю во всем, он был равен ему в одном — в готовности служить избранным, дабы не выпадать из их круга.
22 мая Рейно привез Черчилля в Венсен, на Главную квартиру, около полудня.
Еще утром Черчилль был в Лондоне, и, непривычный к ранним подъемам, Уинни слушал невнимательно и был не в духе. Немцы явно уклонялись к морю, немедленная опасность Парижу вроде бы не грозила, так что активность Вейгана его скорее раздражала.
А тот, явно довольный своим докладом, был полон оптимизма:
— Немецкие танковые дивизии должны погибнуть в ловушке, в которую они попались и которая захлопнется позади них. Эти дивизии должны находиться под постоянным контролем. Им нельзя позволять любую инициативу…
— Что вам для этого надо? — кратко осведомился Черчилль.
— Авиация и еще раз авиация, сэр!
Черчилль хмыкнул и не ответил ничего. Вейган выждал и уже более осторожно сказал:
— Без должной авиационной поддержки успех проблематичен…
— Посмотрим, — Черчилль продолжал хмуриться и думать о чем-то своем.
До капитуляции Франции оставался ровно месяц…