Кремлевский волк

Лазарь не имел большой еврейской поддержки, когда работал в Киеве и знал, что Сталин евреев недолюбливал. Иногда он задумывался, почему Сталин, отлично зная о его национальности, поддерживал и выдвигал Лазаря. Но он опасался задать прямой вопрос. Вместо этого он спросил Булганина, и полученное объяснение звучало вполне логично: «Ты ему нужен. Всё очень просто. Ты делаешь то, что тебе приказано, и делаешь хорошо. До тех пор, пока ты не перешёл ему дорогу и не разочаровал его, он будет в тебе нуждаться. Просто, да?».

У Марии было другое мнение: «Господи, что ты делаешь!». Это был один из тех редких моментов, когда она высказала ему свою точку зрения. Чаще всего, она всё сдерживала в себе. Даже выйдя за него замуж, она никогда полностью не открывалась ему. Он мог быть непредсказуемым. Ни для кого не была секретом его неуравновешенность. Хотя он и старался сдерживать себя, но Мария часто становилась свидетельницей его несокрушимого гнева и видела, как из его рук разлетались во все стороны чётки. Обычно раз в месяц ей приходилось заменять порванные чётки на новые. Но когда она узнала, что Лазарь снял с работы Трашунова, известного редактора одной из киевских газет и преданного коммуниста; и сделал это только потому, что он не подчинился ему, Лазарю, несмотря на то, что Трашунов был евреем, её терпению пришёл конец.

– Неужели у тебя нет никакого сострадания к своим же людям? Ведь он для тебя свой, а не Сталин!

– Я делаю то, что должен делать. Заруби это себе на носу, пока не поздно. Мой бог – Сталин! Ты слышишь меня? Хорошо слышишь?

И снова четки разорвались у него в руках.

Какой у него был выбор? Только Сталин знал, кто стоял за ним. И он должен был ублажать Сталина, и никого больше. Даже не себя лично. Если бы евреи могли только понять! Если бы они могли понять, что временно надо приостановить свои атаки! Он посмотрел в зеркало: его лицо стало дороднее, усы аккуратно приглажены, на нём хорошо сидел новый костюм, рубашка была чисто выстирана и выглажена. Да, ему нравилось жить в тепле и комфорте. Мог ли он пожертвовать всем этим? А ведь когда-то он осуждал своего отца за стремление жить лучше. Неужели он сам такой лицемер? Невозможность расстаться с руководящей должностью? Разве он только что не приговорил человека по фамилии Моисеев за то же самое? Но он тотчас же отбросил подобный вопрос. Нет, сейчас другое время, другое место, другой мир. Теперь надо быть очень осмотрительным. Он сам должен поучиться у своего еврейского народа. Сначала Лазарь обязан был выжить. Его отец всегда напоминал об этом: «Сначала ты должен выжить, а потом уже всё остальное».

Он окинул комнату взглядом, чтобы убедиться, что он один, и никто его не услышит. Мария была на кухне. «Я должен быть очень осторожен, – тихо прошептал сам себе Лазарь. – Малейшая оплошность – и я пропал. Люди живут в постоянном страхе, что на них кто-нибудь донесёт. Такая жизнь гораздо хуже, чем при царизме. Все боятся друг друга. Каждый любыми средствами старается обезопасить себя». И он вспомнил ходивший анекдот, отражавший суть происходившего: советский гражданин вернулся домой, закрыл дверь на три замка, совершенно разделся и осмотрел себя в зеркале, а через несколько минут назидательно сказал отражению: «Сомнений нет. Один из нас определённо провокатор».

В Москве, по сравнению с двадцатыми годами явно происходили перемены, оттепель. Откуда-то появилась сатира и юмор, анекдоты. Даже газета «Правда» расслабила свой железный тон. Одна из заметок начиналась так: «Через малахитовые поля, речка Крипан развертывает свою серебристую ленту. За полями, как бронзовая стена, высится вековой сосновый бор. Между сосновыми щелями, то тут, то там, как сказочные домики появляются дачи». Затем следовала атака на коррумпированных бюрократов и нерадивых рабочих.

Лазарь так же заметил новые усилия восстановить в СССР националистическую гордость.

Казалось, огромная метла очищала закоулки необъятной страны, выметая все напоминания о вчерашнем дне. Нововведения коснулись даже языка. В аптеках вместо «английской соли» от запоров продавали теперь «горькую соль», в пекарнях выпекали «городской хлеб», а не «французские булочки». Иностранщина изымалась даже из наименований. Всё, что было иностранного – было за границей, за рубежом.

Лазарь тоже гордился достижениями, но по-своему. Ему было важно демонстрировать свою верноподданность Сталину. В частной жизни Лазарь уже начал возвеличивать Сталина и принижать Ленина. Если ему предстояло произнести тост в кругу избранных, он говорил:

– Товарищи, настало время сказать людям правду. Каждый продолжает говорить о заслугах Ленина, но надо быть честными друг перед другом. Ленин умер. Сейчас надо поменять призыв. Да здравствует Ленинизм? Нет! Да здравствует Сталинизм!