Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Зря Татька ушла, после ее ухода началось самое интересное: как Сергеев приручал этих зверенышей, как они приучались к ремеслам, иногда бузили, но постепенно становились нормальными людьми. Чем ближе к финалу, тем больше главному зрителю нравилась картина. Образы главных героев, как положительные, так и отрицательные, становились все ярче. Красочно показана и атмосфера — просто разлюли-малина — у Жигана, и как обновленные бывшие беспризорники, включая нашедшегося Колю Реброва, всю эту вакханалию разогнали. Смерть Мустафы в конце фильма воспринималась уже как личное горе. И когда показ закончился, Иосиф Виссарионович встал.

— Товарищи, — сказал он, обратившись к залу, — полагаю, первая советская звуковая фильма удалась. И не только как достижение звуковой кинематографии. Это вообще хорошая фильма. Мы много видели картин в последнее время. Но мало какие из них заставляли переживать. Здесь зритель переживает. Он сочувствует хорошим персонажам. На мой взгляд, именно это является главным в искусстве. Помните, как написал поэт Тютчев: «И нам сочувствие дается, как нам дается благодать». Правильно, товарищи?

— Правильно! — первым воскликнул Погребинский. А за ним и другие стали восклицать:

— Правильно! Правильно, товарищ Сталин!

— Но, похвалив фильму, мы должны высказать свои замечания, — продолжил главный зритель. — Кто хочет?

Попереглядывавшись друг с другом, люди стали один за другим вставать и высказываться. Ягода заметил, что беспризорники в начале картины ходят в каком-то уж слишком нарочитом рванье. Погребинскому не понравилось, что, когда Мустафа стащил колбасу, Сергеев не заставил его вернуть, но Шумяцкий ему резонно возразил, что поезд уже ехал и вернуть кражу было никак не возможно. Ворошилову показалось, что образ Жигана вызывает симпатию, а Жиган вор и бандит, на что тот же Шумяцкий ответил, что в хорошем произведении искусства и отрицательный персонаж не должен выглядеть нарочито противным. Зрители вошли в раж, замечания сыпались одно за другим, многие совсем не обоснованные, и бедный режиссер, покраснев от обиды и недоумения, знай успевал оглядываться на выступающих.

— Довольно, товарищи, — прервал дебаты Сталин. — Эдак мы всю фильму распотрошим. А фильма, повторю, хорошая. Кое-что надо учесть, но далеко не все. — Тут его взгляд упал на ироничную физиономию однокурсника жены. Вспомнилось, как Эйзенштейн рассказывал про особый прием Наполеона в отношении подданных. — А что скажут представители нижнего звена власти? Например, секретарь Бауманского райкома Москвы товарищ Хрущев?

— Я? — растерялся однокурсник.

— Ну не я же Хрущев, — усмехнулся Сталин, и все рассмеялись, никак не представляя себе, чтобы Сталин стал Хрущевым.

— Я бы вот что сказал, товарищи, — поднялся со своего места секретарь Бауманского райкома. — Это наша первая звуковая фильма. А начинается она с блатной песенки про гоп-со-смыком. А гоп-со-смыком — это когда у жертвы отбирают деньги, да еще и все карманы обыскивают. Мне кажется, это нехорошо.

— Вот и мне так кажется, — одобрил Сталин. — Вы очень правильно подметили, товарищ Хрущев. Садитесь, пожалуйста. Это замечание и я хотел высказать товарищу Экку. Думаю, надо дать фильме какое-нибудь предисловие. Кстати, я вижу в зале товарища Качалова.

^{Н. С. Хрущев на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов. 1936. [РГАСПИ. Ф. 397.Оп 5. Д. 1. Л. 7]}

В задних рядах мгновенно выросла высоченная фигура дублера Станиславского в пьесах Чехова и Горького, а ныне знаменитого чтеца.

— Да, товарищ Сталин.

Происходивший из шляхетского белорусского рода Шверубовичей, он взял себе звучный псевдоним, под коим и прославился. Помпезная качаловская манера декламации Сталина раздражала, он одинаково пафосно читал и «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», и «Мой дядя самых честных правил…». Но Надежда Сергеевна восторгалась Василием Ивановичем, и, желая сделать жене приятное, хоть она и отсутствовала теперь в зале, Иосиф Виссарионович предложил:

— Можно поручить нашему прославленному чтецу, чтобы он прочел какое-нибудь подходящее к фильме стихотворение, и с него начать картину. Годится такое предложение?

— Годится! Годится! — закричали зрители.

— А напоследок, — сказал Сталин, извлекая из кармана трубку, — предлагаю похлопать товарищу Тагеру, создавшему хорошую аппаратуру. Именно благодаря ему мы сегодня получили нашу первую звуковую фильму.

Глава пятая. Выражение лица — веселое