Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

— Все-то вы знаете про нашу страну, товарищ житель фашистской Италии, — неожиданно сделал сердитый выпад Сталин. — А давайте выпьем за то, чтобы и у нас понимали, что время — деньги. К тому же и шашлык подоспел.

Шашлыка принесли гору — и бараньего на ребрышках, и свиного, и по-карски, и из осетрины, и из семги. Ароматно запахло дымком.

— Джи-и-и! — Александров, махнув очередную рюмашку, облизнулся и под кашель Горького стал выбирать, каким из шашлыков полакомиться. — Американцы в еде полные болваны, еда невкусная, они делают свое барбекю, но до наших кавказских шашлычков этому барбекю далеко. — Он выбрал по-карски и буквально впился в его сочную мякоть. Некоторое время все молча наслаждались шашлыками, пока Шумяцкий не спросил:

— А как у них построен съемочный процесс?

— Тут тоже все на конвейере. Долго запрягают, но быстро едут. Три-четыре месяца мурыжат сценариста и сам сценарий, потом долго планируют, чтобы сам фильм снять за тридцать, а то и за двадцать дней. Режиссер на съемках — царь и бог. Он медлителен и капризен, ему все подчиняются беспрекословно, как рабы в Древнем Египте. Если в ходе съемок требуется что-то переделать в сценарии, со сценаристом заключают новый отдельный договор, и он переделывает. Короче, не кино, а часовой механизм… Но не подумайте, что я так уж влюбился в Америку. Многое просто безобразно.

— Например? — радостно оживился Шумяцкий.

— Деньги. Они все молятся на них. Даже слово «God» в шутку расшифровывают как «good old dollar».

— Это как это? — поинтересовался Горький.

— «Старый добрый доллар», — перевел Сталин.

— Неравенство чудовищное, как в самом обществе, так и в Голливуде, — продолжал Александров. — Актер и актриса, исполняющие главные роли, получают бешеные гонорары, а остальные — унизительно низкие. Допустим, эти за каждую свою рабочую минуту огребают сто долларов, а эти — семь центов. То есть пропасть между ними. И это развращает одних и оскорбляет других. Иной раз добрая половина бюджета картины достается режиссеру и двум актерам. Я считаю это крайне несправедливым.

— У нас такого никогда не будет. Правда, товарищ Шумяцкий?

— Правда, товарищ Сталин, но все же я считаю, что и уравниловки быть не должно. Не пропасть, конечно, но разница между главными работниками и второстепенными должна ощущаться.

— Подумаем. А что еще нам следует перенять у американцев? Как они со звуком работают?

— Да, звук, Иосиф Виссарионович. Американцы кино вообще называют «мувис», а звуковое — «токис». То есть двигающееся и говорящее. У них теперь sound engineer почти такое же имеет значение, как кинооператор.

— Инженер по звуку? — спросил Шумяцкий.

— Да, звукооператор. Он сидит в маленьком вагончике, и его возят, следуя за движением камеры. Звукооператор из окна вагончика видит все и регулирует запись звука. Разработана целая технология. Это нам необходимо использовать. Я в мельчайших подробностях все изучил.

— А Эйзенштейн? — с подковыркой спросил Сталин.

— Что Эйзенштейн? — не сразу понял Александров. — А, Эйзенштейн. Он тоже вникал.

— Но не так подробно, как вы?

— Ну, в целом… Тоже вполне подробно. Не думайте, что Сергей Михайлович там предавался dolce far niente.

— Это я знаю, что такое, — рассмеялся Горький. — Это когда валяют дурака.

— А говорите, только «бона сера», — ткнул в его сторону чубуком трубки Сталин.

— Еще в Америке экран в кинотеатрах гораздо больше нашего или европейского. В Лос-Анджелесе и Нью-Йорке есть кинотеатры с экранами размером с занавес нашего Большого театра.

— Ого! — восхитился Горький. — Воображаю: показывают на лице у актера прыщик, а тот величиной с корову.

— И тем не менее изображение на таком экране обладает колоссальной выразительностью и мощностью. Иное кинцо — дрянь, а монументальность размеров изображений сильно впечатляет. А вообще я многое изучил досконально и готов написать полный перечень всего, что нам бы необходимо тоже использовать.

— А цвет? — спросил Сталин.

— У них идут интенсивные работы и в этой области. Система «Текниколор» стремительно развивается, и я думаю, не сегодня завтра они выпустят первый нормальный цветной фильм. Митчелл и Болл изобрели трехпленочную камеру, которой сулят огромное будущее. Мультипликатор Дисней, известный своими бесчисленными Алисами, снял цветной фильм «Цветы и деревья», я не успел его посмотреть, поскольку отбыл из США накануне премьеры.

— Товарищ Александров, — пуская дым из трубки, продолжал расспросы Сталин, — вы до Америки долго сидели в Европе, что интересного можете рассказать?

^{С. М. Эйзенштейн и Чарли Чаплин на теннисном корте. 1930. [ГЦМК]}

— Ну-у-у… — задумался режиссер, не зная, с чего начать. — Сначала наша группа, Эйзенштейн, Тиссэ и я, участвовали в работе над первым немецким звуковым фильмом «Голубой ангел», получили богатый опыт, который сможем использовать дома.

— А что там за фильму вы снимали в Швейцарии? О пользе абортов?