Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Вторая зима без Надежды. Рана заживает, но болит. В Большом театре — десятилетие годовщины смерти Ленина. А ленинская Надежда еще жива, вон, мордастая, лупоглазая. Смог бы он, Сталин, любить Татьку, если бы она в свои шестьдесят пять стала такая? Смог бы. Только она не стала бы, всегда следила за своим лицом. Да и лицо — зеркало души.

Вот уже и Семнадцатый съезд партии, подведение итогов пятилетки, доклады об успехах, утверждение второго пятилетнего плана и — всеобщая любовь, во всех докладах его имя сверкает стальным блеском, то и дело кричат ему славу и здравие, даже Бухарчик заканчивает свой доклад тем, что величает его фельдмаршалом пролетарских сил, лучшим из лучших, ура!

— Бухарчик, — ласково взял его на лестнице за лацкан лучший из лучших, — зачем ты назвал товарища Сталина каким-то там фельдмаршалом? Товарищ Сталин такой же рядовой солдат партии, как все мы. Нехорошо раздавать чины в партии, Николай. Позвал бы лучше одинокого бобыля чай с вареньем пить.

И они снова подружились. В память о Наде, которая так любила Бухарина. И ее дружка по Промакадемии в память о ней в ЦК ввели — шута Никитку Хрущева, уже лысеющего.

Весной вдовец Иосиф писал матери: «Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. После кончины Нади, конечно, тяжелее моя личная жизнь, но ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным».

Сетанка заканчивала первый класс, училась старательно, и весной отец все чаще внимал ее призывам штурмовать Зимний. По-прежнему смотрели в основном испытанное старое. Но Шумяцкий то и дело подбрасывал и новинки. «Иудушку Головлева» в целом одобрили, а исполнителя главной роди Гардина наградили званием заслуженного артиста. Новая комедия Протазанова «Марионетки» детей позабавила, и лишь это спасло картину от сталинского разноса: действие опять в какой-то вымышленной европейской стране Буфферии, где у власти фашисты да капиталисты, имена у героев До, Ре, Ми, Фа, Соль, Ля, Си, опять буффонада, в конце Буфферия объявляет войну Советскому Союзу, но, оказывается, все герои фильма — марионетки, от них идут ниточки, сходящиеся в одних руках.

— Хорошо, конечно, пропагандично, или как там это сказать: пропагандно? Но опять не то, товарищ Шумяцкий, хочется светлого, радостного, веселого.

— Скоро будет, товарищ Сталин, не беспокойтесь, Александров заканчивает работу над фильмой «Веселые ребята».

— Хорошее название. Жаль, если исполнение не будет соответствовать.

— Вообще, кино разворачивается широким фронтом. Козинцев и Трауберг начали фильму о революции в совершенно в новом ключе. Шенгелая приступает к экранизации «Поднятой целины». Пудовкин будет снимать картину «Авиация». А еще Михаил Булгаков, этого драматурга, я знаю, вы цените, написал сценарий фильмы «Мертвые души» по Гоголю.

— Что ж, это интересно. Булгаков сам гоголевского склада. А кого метите в режиссеры?

— Хочет снимать… — Шумяцкий замялся, — Пырьев.

— Пырьев? Этот скукодел? — возмутился Сталин. — Ни в коем случае! Пырьев-Растопырьев!

— Понял, товарищ Сталин, учтем. И хотел бы вас еще раз просить о разрешении побывать в Европе и США. Мне необходимо ознакомиться с передовой европейской и американской технологией и организацией. К тому же осенью в Венеции ожидается международная выставка кинематографии, и мне бы…

— Изложите все подробно в письменной форме, — приказал Хозяин, но, когда Борис Захарович представил письменную заявку на трехмесячную командировку, резолюция оказалась шваховая: «Я не сочувствую». Зато в качестве утешения нарком кино получил затребованную им для нужд своего ведомства инвалюту и в начале мая на Васильевской улице открыл Московский дом кино.

Понравилась Сталину и экранизация «Грозы» Островского. Великолепную актрису Аллу Тарасову он уже много раз видел во МХАТе, куда его изредка затаскивала Надежда Сергеевна. Ирина в «Трех сестрах», Грушенька в «Братьях Карамазовых», Елена в «Днях Турбиных», Сюзанна в «Женитьбе Фигаро», Дездемона в «Отелло», Негина в «Талантах и поклонниках» — она играла много, настоящая звезда! Но лишь теперь, увидев ее не на сцене, а на экране, Сталин вдруг увидел, как она похожа на Джеральдину Фаррар, а значит, отдаленно — на его Татьку. Скорбные брови, красивый печальный голос, античный профиль, благородная стать. А когда в финале героиня Тарасовой бросилась с обрыва, он тяжело поднялся с кресла и молча вышел из зала, понимая, почему нарком кино не спешил ему показывать эту ленту начинающего режиссера Петрова, уже в марте вышедшую на экраны, до того, как посмотрел главный зритель. И сходство, и самоубийство. Однако тонкий и деликатный человек этот Шумяцкий! Только после настоятельной просьбы Хозяина, наслышанного об успехе «Грозы», привез картину в Зимний сад.

После первомайских демонстраций Борис Захарович показывал в Кремлевском кинотеатре свежайшую праздничную кинохронику, и Сталин расхвалил: