Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина

После ароматного крепкого кофе и чудесного грога я чувствовала себя великолепно, мои сомнения и страх улетучились. Пошла за ним и заметила, что Сталин был ниже меня.

Мы вошли в комнату, где стоял большой низкий диван. Сталин попросил разрешения снять китель и набросил на плечи восточный халат. Сел около меня и спросил:

— Погасить свет? В темноте легче разговаривать. А я-хочу поговорить с вами откровенно.

Не ожидая моего ответа, выключил свет. В темноте Иосиф Сталин обнял меня. Я молчала. Он начал умело ласкать мои плечи, мое сердце сильно забилось.

— Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович… зачем… не надо… я боюсь… разрешите мне уехать домой!..

Но он не обращал ни малейшего внимания на мой лепет.

В темноте его глаза блестели. Еще раз попробовала освободиться из его объятий, но тщетно. Сталин обнимал и ласкал меня. Его жесткие усы кололи мне лицо…

Утром, после быстрого туалета, вышла к столу. Сталин, тщательно выбритый и надушенный, подошел ко мне:

— Как себя чувствуете, Вера Александровна?

Ничего не ответила. Сталин попросил отдать ему записку и разорвал ее на мелкие клочки.

— Вера Александровна, вы получили комнату?

— Нет, Иосиф Виссарионович, все еще живу при театре и очень хочу снять комнату.

Сталин усмехнулся:

— Надеюсь, вы не будете никому рассказывать о том, как мы провели новогоднюю ночь?

— Ну, конечно, товарищ Сталин.

— Называйте меня по имени и отчеству, — добавил он.

Прощаясь, заметила, что у него снова заблестели глаза.

Мороз на улице взбодрил меня. Я вернулась в свою комнату в театре. За мной шел шофер, нагруженный тяжелыми коробками с подарками.

НОВЫЕ ПОСЕЩЕНИЯ КУНЦЕВА

Меня вызвали в дирекцию Большого театра, представили руководящим работникам Московского совета и просили прийти через неделю получить ордер на трех-комнатную квартиру. Мне привезли модную мебель и поставили телефон. С каждым днем я все больше ощущала свое «влияние» и поняла, что он не ослабит своей хватки, пока я ему нужна…

Устраивало меня такое будущее? Сталину было 54 года, а мне — 28. Огромная разница! Как я могла ему сопротивляться, отказать? Он был хозяином положения. В любую секунду, достаточно одного его слова, моей карьере могли положить конец или физически уничтожить меня.

Прошел месяц, в течение которого он не давал о себе знать. Однажды, в субботу, когда я выходила из служебного подъезда театра, появился его шофер — Василий Петрович — и сказал: «Вера Александровна, если хотите сначала заехать домой, я вас довезу и подожду».

Его предусмотрительность мне понравилась.

Дома я сняла грим и переоделась, зная, что Сталин не любит декольтированных платьев. Надела туфли на низком каблуке.

Василий Петрович попросил меня сесть на заднее сиденье машины. Я обратила внимание, что стекла машины задрапированы темными занавесками.

И снова — та же дача и величавая тишина. Войдя в дом, я не сразу заметила Сталина.

— Товарищ Давыдова, меня проинформировали, что вы получили чудесную квартиру.

— Большое спасибо, Иосиф Виссарионович, квартира и правда бесподобная. Пожалуйста, называйте меня по имени и отчеству.

— Зарубите себе на носу, Вера Александровна: никогда не прерывайте нас, а также не учите, что нам надо делать, мы очень хорошо знаем, как и к кому надо обращаться.

В его глазах была злоба. Взбешенный, он вышел, хлопнув дверью. Я окаменела. Что делать? Как я не подумала, прежде чем сказать?

Через час Сталин вернулся — сама галантность, радушный хозяин, готовый выполнить любые мои капризы.

— Хотите кушать? — спросил.

— Нет, спасибо, я не голодна, — ответила, — поужинала в театре. Но с удовольствием выпила бы чашечку кофе.

Позднее, в спальне, куря свою трубку, Сталин сказал:

— Хочу видеть тебя обнаженной при свете, не надо стесняться, надо исполнять мои желания.

Говоря это, старательно складывал свое белье.

— Что сидите как истукан, не теряйте времени!

— Иосиф Виссарионович, разве так разговаривают с женщиной?!

Сталин погасил свет и хриплым голосом позвал меня. В глубокой темноте приблизилась к нему…

Потом он принес апельсины, груши, орехи, миндаль, вино и шоколад. Не тронула ничего. Отдыхала.

— Верочка, гость не должен дразнить хозяина, тем более, если хозяин — кавказец.

Когда Сталин уснул, мне тоже удалось немного вздремнуть, но он разбудил меня и, лаская, сказал:

— Наш путь с тобой будет долог. Ты красивая, моя кавказская кровь кипит, не могу тобою насытиться.

Утром тихо встал и исчез, не попрощавшись со мной.

Горничная сказала: «Я вам приготовила завтрак— бифштекс с жареным картофелем, салат и горячий шоколад. Все свежее. Съешьте, сделайте одолжение, иначе Иосиф Виссарионович будет сердиться, решит, что еда — невкусная».

Ела с большим аппетитом. Другая, молчаливая горничная принесла мою одежду. Ее серые выпуклые глаза блестели, зубы были стиснуты. В этот момент я почувствовала, что она может меня ударить…

ШОФЕР ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ

Начались репетиции «Хованщины». Я должна была исполнять партию Марфы. Надеялась, что Сталин обязательно будет на спектакле и ему доставит удовольствие мой успех.