Теперь он был полон уже хорошо знакомым ощущением жажды деятельности, когда не хватает суток, когда хочется всюду успеть, все проверить. В такие дни на Василия Дмитриевича находили приступы раздражительности. Рассердившись на медлительность других, он хватал инструмент и сам начинал копать, месить, класть камни в стену.
Чуть ли не каждую неделю требовал он от монастырских властей присылки из деревень все новых и новых мужиков: Ермолину казалось, что люди работают слишком медленно.
К июню стены первого этажа поднялись над землей. А к началу сентября принялись за дело кровельщики. Неделей позже закончили и кухню, поварню, которую заложили на полтора десятка шагов севернее трапезной.
В центре огромного четырехугольника, огороженного монастырской стеной, поднялось двухэтажное здание с островерхой башней у северо-западного угла. На макушке башни крутился, поскрипывая на ветру, вырезанный из медного листа флюгер — архангел Михаил с поднятым мечом.
Первый этаж, выложенный из белого камня, обтесанного выпуклыми гранями, был значительно меньше второго. Второй же, возведенный из кирпича, выдавался вперед и как бы висел в воздухе. Это ощущение подчеркивали и галерея-балкон с южной стороны и широкие каменные лестницы, которые вели на эту галерею прямо с земли. Нижнее, малое, помещение предназначалось для повседневной трапезы монахов, а вот зала наверху открывалась только при особо торжественных случаях: в дни приезда русских князей или иноземных посольств.
По своим размерам и вместительности верхняя трапезная могла соперничать со многими помещениями великокняжеского дворца. Расписанный сводчатый потолок трапезной опирался всего-навсего на один массивный столб, стоявший посредине. От этого и все помещение представлялось особенно просторным. Вокруг столба на полках в виде лесенки стояли всевозможные серебряные и вызолоченные кубки. При свете многочисленных свечей они вспыхивали белыми и желтыми огоньками.
Днем при солнце драгоценные кубки горели холодным: металлическим блеском. Днем в палате было всегда светло. Окна выходили только на южную сторону. Они располагались парами, замкнутыми в рамы белокаменных наличников. А над каждой такой парой — небольшое круглое окно. И от этого даже в пасмурный день трапезная выглядела полной света.
Столы для торжественных обедов расставлялись буквой П, или, как говорили, «покоем». Во главе садились почетный гость и игумен монастыря. По их сигналу начинали пир. Проворная прислуга только успевала подносить новые блюда и наполнять вместительные кубки.
Новая поварня внешне повторяла трапезную. Такая же башня на углу, только поменьше. К башне примыкало тоже двухэтажное здание, но поменьше трапезной. К западной стене, правда, был пристроен еще маленький флигель. В этом флигеле стояла печь на семь медных котлов для повседневной готовки. А в двухэтажном здании размещалась кухня для обслуживания именитых гостей…
Слух о новом монастырском строении быстро разлетелся по окрестным городам и обителям. Приезжали специально поглядеть на одностолпную палату, на граненый камень первого этажа. Ходили вокруг, оглядывали, щупали, покачивая от удивления головами.
Такого каменного строения еще не возводили ни в Москве, ни в других среднерусских княжествах. Поражавшая своей новизной и внешней необычностью, трапезная стала примером для подражания нескольких поколений московских зодчих. Так, в 1488 году итальянские архитекторы Марко Руффо и Пьетро Антонио Солари, осмотрев строение Ермолина, использовали его как образец при сооружении Грановитой палаты в Кремле — палаты для государевых торжественных обедов и приема иноземных послов. Поставили они в центре зала тоже только один столб, а камень для наружной облицовки обтесали выпуклыми гранями. От этих тесаных камней и пошло название палаты — Грановитая. Примерно еще двадцать лет спустя трапезные, наподобие ермолинской, были построены в других монастырях Московского государства.
Иконописцы Троице-Сергиева монастыря изображали новую трапезную на иконах. Иноземцы с восторгом упоминали о ней в своих записках. Только благодаря этим свидетельствам мы сегодня можем представить себе, как выглядело это великолепное здание, разобранное, к сожалению, при строительстве нынешней колокольни…
К началу октября Василий Ермолин завершил работу и во Владимире. Довольный и усталый, он вернулся в Москву. Здесь ждала еще одна небольшая радость. Митрополит Филипп в благодарность за строение трапезной прислал ему свое благословение и дорогой подарок — штуку итальянского бархата.
Только вот великий князь Иван III на сей раз оставил Василия Дмитриевича без своего внимания.
Может, недосуг сейчас князю, попытался утешить себя Ермолин. Может, занят он сейчас важным государевым делом: предстоящей свадьбой с византийской принцессой…
Одиннадцать веков на юго-востоке Европы существовала могущественная Византийская империя. Одиннадцать веков оказывала она свое духовное, культурное и политическое влияние иа все близлежащие страны и государства.