Слушая эти рассказы, один заковыристее другого, старые люди только хитро улыбались: «Колокол на Москве льют! Чем лучше и чем больше придумают всяческих небылиц, тем лучше будет он звучать. Оттого и стараются люди».
Колокол для кремлевской звонницы отливали в Пушечной избе, сооруженной недавно Аристотелем Фиораванти за рекой Неглинкой, позади огородов Кузнечной слободы.
Огромный пустырь обнесли дубовым тыном, а у ворот поставили двух стражей. Пока за высоким забором слышался перестук топоров, сотня мужиков рыла по указанию итальянца глубокий канал от Неглинки к будущей Пушечной избе. Потом на канале установили огромное, окованное железом водяное колесо. К этому времени из-за тына стали видны верхушки одной большой и нескольких маленьких печей, а в дальнем углу тесовая крыша бревенчатого сарая.
Однажды поутру к Пушечной избе прискакал великий князь в окружении своих приближенных. Легко спрыгнув с копя, он быстро прошел в приоткрытые ворота. А еще через несколько минут оттуда выскочил молодой парень в кожаном фартуке и войлочной шляпе, махнул рукой в сторону Неглинки и опять скрылся за забором. На берегу реки, там, где начинался канал, два дюжих мужика, заметив сигнал, начали торопливо крутить ворот. Заскрипела тяжелая задвижка, поднимаясь все выше, и вода из Неглинки хлынула в канал.
Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стало крутиться большое колесо. Задвигались, заскрипели перекинутые через него канаты. Что-то гулко ухнуло. Вдруг за забором полыхнуло светом, и взлетел к небу сноп ярких искр. В Пушечной избе началась работа.
Иван III стоял в стороне, наблюдая за торопливой суетней рабочих, за тем, как скачет чертом одетый в темный камзол итальянец. Вот он схватил длинный железный прут, подскочил к маленькой домнице и с размаху пробил внизу небольшое, замазанное глиной отверстие. Из домницы хлынул сверкающий поток расплавленного металла и потек по глиняному желобу к заранее приготовленной в земле форме. Обгоняя струю огня, итальянец заторопился к форме. Подхватив за прицепленную к желобу ручку, он стал двигать им из стороны в сторону, равномерно заполняя форму.
Отливка колокола началась.
Пока великий князь любовался остывающим металлом, пока следил, как тускнеет и становится малиновым яркий оранжевый круг, Аристотель уже расстанавливал людей вокруг большой домны. И снова раздались удары железных прутов о кирпич. И снова хлынул по желобу раскаленный металл. Государь даже прикрыл лицо от нестерпимого жара. Но вот с десяток здоровых молодцов подхватили клещами раскаленную многопудовую лепешку и потащили ее к стоявшему неподалеку помосту.
Над помостом высилось какое-то диковинное сооружение, сплошь опутанное канатами.
Аристотель подскочил к Ивану III.
— Взгляните, государь, на механического кузнеца…
Водяное колесо вдруг завертелось еще быстрее, пронзительнее заскрипели канаты, и на раскаленную лепешку упала сверху тяжелая железная баба. Потом медленно сама поднялась вверх и снова упала. И так методично била и била, рассыпая вокруг искры, пока не превратилась лепешка в плоский остывший блин.
— Теперь железо это пригодно для ковки мечей и стволов пищалей… — Аристотель поклонился Ивану III. — Прошу, государь, через три дня пожаловать на отливку первой московской пушки…
По дороге во дворец великий князь размечтался о том, как через неделю поедет с пушкарями в поле, как сам сделает первый выстрел из пушки. И в щепки разнесет тяжелым ядром поставленный на краю поля деревянный щит. Если все будет удачно, то Москва навсегда сможет отказаться от покупки пушек у иноземцев.
Через неделю гулкий выстрел первой пушки русского производства действительно раскатился по берегам Яузы. И пока молодые пушкари с гиканьем помчались собирать щепки от разбитого вдребезги дощатого щита, Иван Васильевич нежно оглаживал еще теплый ствол орудия.
Пушка по своим размерам и внешнему облику напоминала венецианскую, но, по мнению великого князя, была красивее и лучше. Ведь это была первая отечественная пушка. И вовсе неважно, что отлил ее итальянец. Пройдут годы, и множество пушек — пищалей затинных, ломовых, завесных, пригодных и для обороны и для наступления, — отольют подучившиеся московские мастера.
Теперь Иван III уже всерьез раздумывал о том, как с помощью самого большого на Руси пушечного парка сумеет привести к окончательной покорности и Новгород и Тверь. А там настанет время, когда пойдут московские полки к Балтийскому морю открывать путь для свободной торговли с Западом.
Всем работникам Пушечной избы и всем пушкарям государь на радостях приказал выдать по новому кафтану, а Аристотелю Фиораванти дарена была шуба на соболях и перстень с драгоценным изумрудом.
Вручая дары, великий князь и государь повелел Аристотелю опять поторопиться со строительством собора, ибо ждут его в будущем другие очень важные и неотложные для Москвы дела. Потом, помолчав немного, добавил:
— О военной силе забывать тоже не следует и работы в Пушечной избе не прекращать…